Анатолий Аврутин - Журнал «День и ночь» 2011–03 (83)

Взрываются небесные тела,
Земля мерцает сквозь ночной сквозняк.
И только мысль, как будто день, светла,
Собою пробивает этот мрак.

Там — сталинские соколы летят,
Забытые полки ещё бредут…
И, словно тысячу веков назад,
Не ведает пощады Страшный суд.

Свет не меркнет, не гаснет —
а просто мерцает незримо.
В небесах над печалью —
мечты, словно голуби, кружат.
Невесёлые мысли бредут
вдоль дороги под ними,
А весёлым надеждам —
лишь воздух мерцающий нужен.

Этот свет, этот воздух,
который так сладок в гортани,
Каждый миг, каждый день,
он не меркнет, мерцая, сгорая…
На мечты уповая,
шагаю за светом, что манит,
И пространство любви в нём мерцает
от края до края.

Запах «Красной Москвы» —
середина двадцатого века.
Время — «после войны».
Время движется только вперёд.
На углу возле рынка —
С весёлым баяном калека.
Он танцует без ног,
он без голоса песни поёт…

Это — в памяти всё у меня,
У всего поколенья.
Мы друг друга в толпе
Мимоходом легко узнаём.
По глазам, в коих время
мелькает незваною тенью,
И по запаху «Красной Москвы»
В подсознанье своём…

Каждый видит лишь то, что хочет
Каждый знает лишь то, что умеет.
Кто-то отметит, что день — короче,
А для кого-то лишь ночь длиннее.

Но и разбив черепаший панцирь
дня или ночи, в осколках желаний
Отблески счастья найдёшь, между прочим,
Словно последнюю мелочь в кармане.

Всё временно. И даже то, что вечно.
Оно меняет форму, стиль и суть,
Как жизнь, что кажется наивной и беспечной.
Но в ней со встречных курсов не свернуть.

Оригинальным будь, или банальным —
Исчезнет всё, не повторяясь, в срок,
Как чья-то тень на полотне батальном,
Как в старых письмах слёзы между строк.

В раю не все блаженствуют, однако.
Есть обитатели случайные.
Речь не о том, что в небе много брака,
И не о том, что ангелы печальные

Никак не сварят манну по потребности
И шалаши с комфортом всем не розданы…
Но что-то есть ещё, помимо бедности,
В чём чувство рая близко чувству Родины.

Пока ещё в Луганске снегопад,
Беги за ней сквозь позднее прощанье,
Хватая тьму наощупь, наугад,
И ощущая лишь любви дыханье.

Пока ещё превыше всяких благ
В последний раз к руке её приникнуть,
Беги за ней, хоть ветер дует так,
Что ни вздохнуть, ни крикнуть, ни окликнуть.

И, зная, что сведёшь её на нет,
Не отставай — беги за нею следом,
Пока её скользящий силуэт
Не станет мраком, холодом и снегом.

От возраста находок вдалеке
Я привыкаю к возрасту потерь.
И где «пятёрки» были в дневнике,
Пробелы появляются теперь.

А я в душе — всё тот же ученик.
Учу урок, да не идёт он впрок.
Хоть, кажется, уже почти привык
К тому, что чаще стал звонить звонок.

На рубеже весны и лета,
Когда прозрачны вечера,
Когда каштаны — как ракеты,
А жизнь внезапна, как игра,

Случайный дождь сквозь птичий гомон
Стреляет каплею в висок…
И счастье глохнет, как Бетховен,
И жизнь, как дождь, — наискосок.

У первых холодов — нестрашный вид —
В зелёных листьях притаилось лето.
И ощущенье осени парит,
Как голубь мира над планетой.

И синева раскрытого зрачка
Подобна синеве небесной.
И даже грусть пока ещё легка,
Как будто пёрышко над бездной.

Сигаретный дым уходит в небо,
Тает в воздухе последнее «прости»…
Над дорогой, городом, над хлебом —
Божьи и житейские пути.

Жизнь зависла над чертополохом.
Только мир по-прежнему большой.
Не хочу сказать, что всё так плохо.
Не могу сказать, что хорошо.

От сказуемого до подлежащего,
Через скобки, тире, двоеточия,
Через прошлое и настоящее,
Перерыв на рекламу и прочее…

Сквозь карьерные знаки отличия
И глаголов неправильных рвение,
Позабыв про права свои птичьи
И про точку в конце предложения,

Между строк, между мыслей склоняются
Лица, словно наречия встречные…
Боже мой! И урод, и красавица —
Все туда — в падежи бесконечные.