Максуд Ибрагимбеков - Обжалованию не подлежит

— Ну, как вам стихи, гражданин начальник? По-моему, вроде бы складно.

В молодости, до того как стать чекистом, начальник лагеря был полотером и навыки прежней профессии закрепились в нем навсегда. Как всегда, в момент наивысшего нервного напряжения, он начал автоматически делать перед собой круговые движения, какими привык, стоя на коленях, натирать мастикой паркет.

— Все! Замолчали! — с трудом уняв разгулявшиеся руки, обратился он к группе бывшей творческой интеллигенции. — Вы мне ничего здесь не читали, а я ничего не слышал! Мне говорили, что вы закоренелые преступники и мошенники, теперь верю. Всех на десять дней в карцер!

Эту историю Сеймур слышал в разных вариантах, но автором неизменно назывался Гуслинский.

В его памяти навсегда остался пасмурный декабрьский день 1953 года. На лесоповале Сеймур работал рядом с Гуслинским. К ним подошел бригадир, выключил пилу и в наступившей тишине сообщил, что в Москве расстрелян агент империализма Лаврентий Павлович Берия.

— Умер Лаврушка, ну и хрен с ним! — Гуслинский обратился ко всем, кто был рядом. — Вы хоть поняли, что это означает?! С этой минуты всем нам свобода, равенство, братство!

Все слушали его молча с неподвижными лицами. Отозвался только бригадир.

— Помолчал бы, Борисыч, — сказал он. — Хоть бы людей пожалел. Работаем, ребята!

Но возбужденный Гуслинский не унимался.

— С горем вас! — обратился он к подошедшему офицеру конвоя. — Со всенародным горем вас, начальник!

В Тайшетлаге Гуслинский давно ходил в отпетых, поэтому выходок его начальство старалось не замечать, но сегодня что-то в словах конвойного его задело.

— Человека похоронить не успели, а шпана радуется, — презрительно сказал тот.

— Какая же радость? Горюю и скорблю в ожидании перемен.

— У брехливой собаки век недолог, весной тебя похороним, вот тебе и будет перемена. Других перемен не жди.

— Ошибочка ваша, начальник! Не о себе я. Перемены у вас ожидаются. Скоро погонят вас в Симферополь, американскому слону яйца качать. Слона жалко, вы и его покалечите.

— Слона будешь в карцере жалеть. Посидишь неделю, дальше видно будет, — распорядился конвойный, и как только заключенные вернулись в лагерь, Гуслинского без ужина отправили в карцер.

Из карцера бывшего гвардии майора вынесли на руках, сам он передвигаться не мог. Первое, что спросили у него вечером сокамерники, почему в Симферополь, где слоны не водятся?

Тот же Гуслинский поделился с Сеймуром своим опытом общения с тайными осведомителями.

— С виду его не раскусишь, — объяснял он. — С виду он нормальный зэк. Сексот животное опасное, причем очень хитрое. Но определить, что он сексот, все-таки можно — по глазам. У самого хитрого сексота глаза сразу же начинают бегать, стоит внезапно заглянуть в них. Вот так, — бывший майор показал, как следует внезапно заглядывать в глаза стукачу. — А у некоторых при разговоре начинает подрагивать средний палец правой руки. Ты присматривайся.

Судя по тому, как часто Гуслинский из-за доносов попадал в карцер, то знание повадок сексотов если ему самому и помогало, то очень редко. Но его описание сексотов Сеймур невольно вспомнил перед тем, как встретиться с общественным уполномоченным НКВД Ахлиманом Фаталиевым. Тот ждал его в совхозной лаборатории на втором этаже. Фаталиеву на вид можно было дать лет под шестьдесят. Глаза его по сторонам не бегали, взгляд был прямой и открытый, и смотрел он на Сеймура вполне доброжелательно. Своими манерами и умением излагать мысли он произвел на Сеймура впечатление умного интеллигентного человека. При дальнейшем общении это впечатление подтвердилось. В просторной светлой лаборатории кроме них двоих находилось еще несколько лаборанток в белых халатах, которые время от времени украдкой с любопытством поглядывали на Сеймура. Фаталиев сказал, что все они выпускницы биофака Бакинского университета, и он возлагает на них большие надежды, связанные с распространением в республике культуры шафрана. Его очень удивило, когда Фаталиев при них представился ему как общественный представитель НКВД. Так и объявил, не понижая голос, что он общественный уполномоченный, и Сеймур, если ему захочется сообщить что-то представляющее интерес для органов, может к нему обращаться. После получасовой беседы он вышел в коридор и здесь столкнулся с одной из лаборанток, которую несколько минут назад впервые увидел в кабинете. Стройной фигурой в белом накрахмаленном халате, слегка курносым носом над свежими розовыми губами она привлекала внимание. Окинув его долгим выразительным взглядом, она прошла мимо, а перед тем как войти в кабинет, обернулась и улыбнулась. Сеймуру показалось, что эта встреча была не случайной, подумал он об этом мельком, и, спустившись по лестнице, постарался эту мысль, несомненно, бесполезного свойства выкинуть из памяти.