Эльмира Нетесова - Заложники любви

— Чайку хочешь? — предложил Лукич.

— Если можно,— вспомнила, как проклинала человека, уходя из общежития в милицейскую машину.

И снова стыд обжег душу.

— Кругом виновата, перед всеми, всюду. Куда ни ступи, сплошная боль, грехи, вина. Как жить, если дышать нечем?

— Ты, присядь, зачем стоять, ведь уже дома,— указал комендант на кресло.

— Простите меня, Егор Лукич, я так виновата перед нами.

— Успокойся, Соня! Все вы здесь, как дети мои! Все разные! С радостями и горестями, всех люблю как своих. И прощаю, забывая все. И ты со временем такою будешь. Человек не может жить без прощенья, как не бывает солнца без тепла.

— Я не прощу Прошку! Он негодяй!

— Простишь со временем и забудешь его. И не такое уходит из памяти. Себя пощади. Нельзя жить злобой. Ведь мы не звери. Даже они привыкают к людям и, забыв злобу, любят нас. И ты простишь. Пей чаек, Сонюшка! Грей теплом душу! — погладил человек седую голову женщины.

— Лукич, скажите, где теперь мой сын? — спросила Софья на всхлипе.

— Он усыновлен, живет в хорошей семье и ни в чем но нуждается. У него есть мать и отец.

— Мне можно его увидеть?

— Ни в коем случае. Для тебя он потерян навсегда. Пойми верно! Ни каждую ошибку можно исправить. За некоторые приходится расплачиваться всю жизнь. Теперь и ты смирись и успокойся...

Пронина через три дня вышла на работу в свой цех. Ее встретили так, будто она и не покидала завод. Никто ни о чем не спрашивал, но сама Софья резко изменилась. Она не давала повод к контактам. Не шутила и не разговаривала с мужчинами, никого ни о чем не спрашивала. В перерыв шла в столовую, садилась где-нибудь понезаметнее в уголке. Люди поначалу удивлялись этим переменам, а потом привыкли, перестали обращать внимание на Софью, а вскоре вовсе забыли о ней.

Егор Лукич не выпускал из виду никого. Он первым' узнал, что Пронина подружилась со старой Елизаветой, когда-то работавшей бухгалтером на заводе, но вышла на пенсию и осталась отдыхать. Женщина жила одна, в частном доме. Очень любила свой огород, сад и палисадник, держала их в идеальном порядке и каждую осень что-то консервировала, сушила, варила и зимой доставала из подвала свои припасы, искренне радовалась, что все получилось вкусно и хорошо хранилось.

Елизавета давно знала Пронину, еще с девчонок, когда та впервые пришла на завод. И хотя особо не общались в те годы, Софья иногда заходила к женщине за клубникой, смородиной, яблоками. Что-то покупала, чем-то угощала женщина. Вот так понемногу привыкли друг к другу. А тут у Елизаветы сдали ноги, уж ни до сада с огородом, себя бы обиходить без чужой помощи. Тут-то и пригодилась Соня. Сама взялась и привела в порядок участок Елизаветы, даже забор покрасила. Старуха была привередливой. Недаром в преклонном возрасте одна осталась. Выгнала из дома своего старика, какой выйдя на пенсию, стал забулдыгой. Ушел он к дочке, но и та не выдержала ежедневных запоев старого отца и, потерпев его с год, сдала в стардом. Тот все грозился жениться и привести в дом Елизаветы новую жену, но видно, никакую не уговорил, а через пару лет умер.

Елизавета даже на похороны не пришла. Может, обиды удержали, а может, здоровье подвело. Старуха и в молодости не отличалась добром и общительностью. Потому, когда всерьез захворала, возле нее никого не оказалось.

Ее дочь не любила приходить к матери. И как-то узнав о Прониной, встретилась с нею, уговорила взять опекунство над матерью за право наследования дома.

Софья приходила к старухе не из корысти. Она убегала от одиночества. С Елизаветой могла общаться по душам, не скрывая ничего. Знала, та никуда не ходит и никому о ней не расскажет.

Бабка много раз предлагала Софье жить вместе, переехать к ней насовсем, но Пронина отказывалась. Из общежития она быстро приезжала на завод. До Елизаветы — с двумя пересадками. Так вот и моталась баба, сама не зная зачем, к чужой старухе, какая с годами привыкла к ней, словно к родной.

Сонька рассказала Лукичу о Елизавете. Тот похвалил бабу, что не обошла заботой одинокую. А старуха на пятом году вдруг стала таять на глазах и однажды вечером, придя к ней после работы, Софья увидела, что Елизавета умерла.

— Прости ты меня, что в последние часы одну оставила! Не думалось, что уйдешь,— расстроилась Софья и, похоронив Елизавету, не поспешила перейти в дом. Лишь через месяцы насмелилась. Навела в жилье свой порядок. А тут, как на смех, мужики к ней повалили. Каждому захотелось стать хозяином в доме. Помня Сонькино прошлое, были уверены, что не откажет баба, обрадуется, как подарку. Ведь сколько лет одна мается. Нот и возникали с гонором. Мол, я тебе сдобным пряником с неба свалился! Принимай и радуйся, пока не передумал.