Чума в Бедрограде

Потому что не клякса это, это размазанная бездна на тыльной стороне ладони, трупное пятно, клеймо мертвеца, метка, опознавательный знак — я оттуда ; и если замечаешь его, противиться уже невозможно, невозможно твердить себе, что клякса и клякса, что леший с ней, что на этих руках и без неё немало привычных любому, кто хоть немного проработал в лаборатории, следов химических воздействий —

Андрей прикрыл глаза: химические воздействия. Университет постоянно использует наркотики как средство дополнительного влияния и подстраховки, вчера у 66563 при себе был какой-то уникальный препарат — и это доподлинно известно, хоть анализы ничего и не показали, но 66563-то сам только что подтвердил.

Надо немедленно что-то предпринять — если они как-то (как?) пустили в ход наркотики, переговоры не могут, не должны продолжаться. Это опасно, неразумно, это может привести к плачевным последствиям!

Андрей, не открывая глаз, дотянулся ногой до Гошки, подал сигнал «уходим».

Нет, только попробовал подать, но, кажется, всё-таки сбился — тактильный код сложен, он требует превосходного контроля над моторикой, неопытные головы гэбен обучаются ему очень не сразу, самому Андрею ещё повезло — на Колошме был Стас Никитич, Стас Никитич много курил савьюр и часто испытывал скуку, Стас Никитич всё время лез к Андрею с тактильным кодом не по делу, а так, поболтать — и кому придёт в голову столь сложным способом болтать! — и они болтали, да, болтали, и Андрей волей-неволей освоил тактильный код быстро и без проблем.

Андрей же когда-то мог — мог! — при помощи этого несчастного кода болтать от скуки, неужто сейчас он не сумел верно воспроизвести простейший сигнал?

Непростительная, невозможная оплошность.

Гошка ответил коротким сигналом непонимания.

Чересчур коротким — тем, при котором нет разницы между «не понял, продублируй» и «не понял, зачем и почему».

Андрей даже не узнал по реакции, таки сбился он сам или нет.

Не узнал.

Не открывать пока что глаза, ни в коем, ни в коем случае не открывать.

Андрея даже почти не беспокоило, как это выглядит со стороны, — у всех здесь присутствующих такой недосып, что, например, закрытые глаза в качестве устранения дискомфорта от специфики освещения все поймут, не заострят внимание. Главное — держаться усталым, а не испуганным.

Закрытые веки тут же задрожали, перестали слушаться.

Перестали слушаться учебников Института госслужбы («не увлекаться потенциально травмирующим объектом или ситуацией, как можно быстрее прервать взаимодействие, лучше — физически, если невозможно — найти способ не воспринимать или воспринимать неполноценно») и порывались послушаться 66563 (он же только что долбил про отрубание канала восприятия как о мощном методе насильственной эскалации проблемных переживаний).

Леший.

Андрей не понимал, как сейчас вести себя оптимально даже на уровне «смотреть или не смотреть на голубую рубашку».

Успокоиться не получалось. Принудить себя сказать Гошке под столом что-то ещё — тоже. Хотя нужно же сваливать отсюда, сваливать немедленно, это наркотики, наверняка наркотики, нужно дать понять своей гэбне — орать, бить ногами, просить помощи.

Но ведь и ронять лицо не следует!

Пусть и лицо с закрытыми глазами.

Ни к порту ни к городу всплыло в памяти тоже учебничное что-то, но ещё отрядское, из углублённого курса древнеросской истории — у Андрея же все курсы были углублённые, из него же растили в специальном отряде специального неведомого кого. Вспомнилось, как жили отшельники, люди, сами выкинувшие себя из нормальной социальной среды, потому что боялись влияния «шельм» — злых духов, бесов, леших (во времена древних росов их и так называли — «отшель м ники»).

Чтобы шельмы не подбирались близко, не дурманили и не дурачили, отшельмники всегда чётко регламентировали все свои действия. В один день можно есть, в другой — мыться, но никак не вместе: одновременно двух злых духов, приходящих этими путями, не сдержишь. В один день можно углубиться в дремучий лес, в другой — подняться на гору. В один день ходишь с повязкой на глазах, в другой — с затычками в ушах. Но каждый день с повязкой ходить нельзя, как нельзя выкалывать глаза — шельма приспособится, выучит твои привычки и так верней обманет.

Вот потому появившиеся гораздо позже, уже при Четвёртом Патриархате, скопники — неправильные, ненастоящие отшельмники, хоть и самые известные. Долговременное, а тем более постоянное ограничение не обеспечит защиты от шельм.