Чума в Бедрограде

Максим щёлкнул дверным замком.

Охрович и Краснокаменный хотели спать и чтобы Максим купил скопца.

Очень хотели, чтобы Максим купил скопца.

Скопцов.

СКОПЦОВ

СКОПЦОВ НА КАФЕДРЕ!

Охрович и Краснокаменный так резво метнулись к тюкам с кафедральным имуществом, что проснулись в полёте.

Кафедральное революционное чучело не было переодето .

Невозможная, невыносимая оплошность. Забегались ночью с шухерами и димами. Купились на усики. Хотели спать. А теперь уже восемь утра нового дня, а на кафедре по-прежнему Скопцов.

Если Скопцов провисит ещё день, это ж сколько будет скопцов!

— Можем ли мы оставить всё как есть и тем повысить шансы Максима? — вопросил Охрович.

— Шансами Максима сегодня заведует Гуанако. И он сам. Негоже пользоваться кафедральным чучелом по таким мелочам.

— И потом, никакой Максим не стоит атаки орды скопцов.

— Кидаем?

Охровичу и Краснокаменному стало не по себе (не по двум себям). Выпадет хэр Ройш — придётся немедленно мчаться на кафедру.

Не все представители Революционного Комитета терпят шуток.

А так хотелось поспать.

Чтобы монетка не простаивала (её тоже негоже расчехлять впустую), они прокинули оружейную принадлежность.

Головам Университетской гэбни до завтрашнего утра запрещено носить оружие. Но есть оружие, а есть исторические артефакты.

Обрез Твирина (сегодня — Охровичу).

Револьвер Золотца (сегодня — Краснокаменному).

Официально хранившиеся на кафедре истории науки и техники все эти годы.

По-прежнему рабочие (кому нужны нерабочие ловушки?) .

— Чучело всё равно надо прокинуть. Выпадет хэр Ройш — поедем прямо сейчас, такова судьба.

— Поберегись, кидаю. Решка, решка, решка, грифон.

— Хикеракли! Это к хорошей погоде, веселью и примирению.

— А также к неожиданным поступкам в адрес ближнего своего, чьему-нибудь безумию и бегству из политики. Ваше экспертное мнение относительно необходимости поспешности?

— Сложный вопрос, коллега! Хикеракли — это не хэр Ройш, но и не опальный Гныщевич.

— Он наш с вами политический батюшка, коллега. Насколько мы ценим наследственность?

— Часа на два.

— На полтора, пожалуй.

— Включая дорогу до кафедры? Потому что если включая, то можно уже и не ложиться.

— Не ложиться нельзя, коллега. Мы с вами, позволю себе заметить, выглядим как дохлые дикобразы.

— И эффективность наша примерно такая же, соглашусь.

Охрович и Краснокаменный выкопали из тюков всё необходимое для чучела Хикеракли. И — НАКОНЕЦ-ТО — пали.

Полтора часа, каждая секунда которых будет использована с умом.

Без ума.

Во сне.

Спальное место (с-ПАЛ-ьное) находилось в комнате с балконом, и запах ёлочки снова встревожил ускользающие умы. Сосед-походник безумен. Сосед-походник посреди чумы и политики притащил на балкон (свой, смеяли надеяться Охрович и Краснокаменный) ёлочку, которая на них теперь пахла.

А с другой стороны, Максим тоже способен удивить.

Максим вполне мог выбраться из верёвок только затем, чтобы тайно пробраться в сортир с еловым освежителем и потом незамеченным вернуться.

И никто бы не догадался.

Университет. Максим

Потому что иногда надо просто смириться.

Посмотреть на вещи с другой стороны и смириться.

Другая сторона — это ведь, как выясняется, вовсе не обязательно предательство убеждений. Это, как выясняется, всего-навсего другой угол зрения, который иногда помогает видеть чётче те же самые вещи.

Максим невольно усмехнулся: видеть чётче.

Можно при хорошем зрении надевать очки с простыми стёклами, а можно — при плохом линзы. Другой угол зрения — это почти что линзы и есть. Что-то меняется в восприятии, но никто об этом не догадается, если не сказать вслух.

Последние пару дней Максим был не в том положении, чтобы много говорить вслух. После встречи гэбен он даже университетским преподавателем больше не числился, не то что кем-то, кого послушают, если он заговорит вслух.

Тем более — под другим углом.

Потому что в Университете есть мода на очки с простыми стёклами, а на линзы — нет. Всем, кто гнёт извилины в Университете, положено иметь плохое зрение. Как в прямом смысле, так и — увы — в переносном.

Сейчас Максим до тошноты чётко видел : очки с простыми стёклами — это не только аксессуар, модой на который Университет обязан Габриэлю. Это символизм (леший, после Пинеги и «Белого дерева» Максим никогда не перестанет дёргаться от слова «символизм»).