Зато разговор с Коротковым — бодание воздуха. Словно завуч и второгодник. Набор рычагов без точки приложения.
— Неужели ты сделаешь эту глупость? В самом деле откажешься?
— Да и вообще, почему глупость? Наоборот. Андреич мне пообещал и повышение, и две штуки деревянных к окладу.
Лучше так. Проще и легче. Шутка делает неуязвимым. Обручем и прутиком. Чернильницей-непроливайкой.
— Петров, ты рехнулся. Съехал с колес. Так поступают только женщины.
“Чисто женский поступок? Интересный взгляд на природу вещей. Почему бы и нет? Если это — значит, повесить на себя хомут. Вернее, решить, что эта ноша навсегда. Твоя. И нечего просить другую. Легче не будет и лучше. Важен не воз и даже не возница, а смысл самих усилий. Работы. Который находишь, открываешь только в себе. Только в своих. Надо же. На четвертом десятке. В Татке и в Ленке. Буквально”.
— Ты спалил свой шанс! Сгорел.
Может быть. Естественный процесс. Окисление. Как осеннее переодевание березы — там, между скал на другой стороне реки. Смена зеленого желтым. Но вкус на губах совсем иной. Сладкий, такой же, как у Ленки. Наверное.
По вечерам она любила покурить, закрывшись в кухне. Одна. Мишке, чтоб захотелось дыма, нужно сначала выпить. Хоть чуть-чуть. Немного. Восьмого марта, например. Или это было седьмое? Накануне. Конечно. Точно. Вечеринка на работе. Тогда казалось, последняя. Прощальная. Быстрая и необременительная. Три раза чокнуться.
— Дорогие наши дамы! Я бы сказал — девушки-красавицы, прекрасная половина коллектива, позвольте от лица всех мужчин компании и от себя лично, как любящего руководителя...
По дороге домой купил четыре “Невского”, блок “R 1” и пять тюльпанов. Заехал в “Променад” и сразу же по Кирова на Николая Островского. Один светофор. Всего лишь.
Свой первый стакан выпил жадно и даже не заметил, что Ленка лишь только пригубила. Блок в целлофане лежал на подоконнике.
— Откроем подарочек? Поделишься?
— Забирай все.
— Что, надо было “Слим” или “Сатин”?
— Нет, Миша. “Беби-микс”. Впрок. Про запас.
От изумления стал пиво лить прямо на стол. Не понял. Дурачок.
— Господи, ты немец у меня какой-то. Честное слово. Просто Дин Рид. Разрешаешь себе только правильный, единственно верный ход мыслей.
За окном, на той стороне сквера, желтые и красные буквы подсвечивали слово “поздравляем”. Над входом в магазин “Для вас”.
С тех пор он и собирает приметы. Михаил Петров. Словно сам себе не верит. Все время оглядывается.
За спиной духовой оркестр наяривал “Амурские волны”. Татка испачкала мороженым и нос, и даже мочку уха. Тень от недостроенной башенки летнего кинотеатра упала на воду. Легла, как счастливая кость этого вечера. Шесть окошек ровно. Квадратура круга. Получилось.
Мишка взял жену под руку, а дочку за руку. И они медленно пошли. Вдоль реки. Каждую субботу одна и та же задача. Дойти до воды. По лестничным маршам парадных спусков Ленке ходить тяжело. Вверх и вниз по ступенькам. Зато очень приятно по пологой ленте извоза. Колобком. К радуге перекатов.
— Он тоже слушает плеск.
— Почему ты так решила?
— Потому, что не шевелится.
— Здорово.
Он. Рома или Света. Сегодня обязательно снова послушает воду. Музыку жизни. Непременно. Потому, что мир полон хороших примет.
На скамеечке под липами сидит пенсионерка в синей бейсболке “Пепси-кола”. Еще одна рыжая. Прекрасно. Пара. Хна-канифоль. Симметрия. У ног бабуси — домашние напольные весы.
“Узнай свой вес за один рупь”.
Рупь — четыре буквы. Круглое число. Замечательно.
Сорока на чугунном столбике ограды смотрит на восток. Огромная, как морской компас. Там, далеко за новым мостом, слева и впереди по азимуту зари, березовый склон светился золотом в лучах заката. Идеальный шар.
— Через пару недель, — сказал Мишка, — все листья опадут. И журавлинская гора станет седой. Белые стволы и серые ветки. Осень произведет холм из лейтенантов сразу в генералы. К параду, к фейерверку. Правда?
— Какая мерзость, — пробормотала Ленка и остановилась.
— Нет, почему, красиво.
— Я не о том. У меня воды пошли. Я мокрая. Схватки.
Сто метров не дошли. Недотянули. Двести. Чуть-чуть.
Читать дальше
