В Москве бабка Катька попала в толчею и успокоилась, потерявшись. Привычно прошмыгнула за чьей-то спиной в метро. В переходе остановилась, где всегда, под плакатом “Меха-дубленки”. Оперлась одной рукой о мрамор, другую протянула в толпу и запела:
— Расцветали яблони и груши…
Тут же вкрадчивый голос — вечный враг бабки Катьки — включился над головой и зашипел, соблазняя:
— Фантастические скидки на ювелирные изделия…
“Значит, день будет никудышный”, — думала бабка Катька, упрямо перекрикивая механического зазывалу:
— Поплыли туманы над рекой…
Тут кто-то положил ей в ладонь.
— Выходила на берег Катюша...
“Пятачок! — обрадовалась бабка Катька, это была ее любимая монета.-— А может, и ничего, день-то — еще наладится…”
— На высокий берег на крутой…
Звонок
Ты молчи. Я говорить буду. Потом спрошу одну вещь, ты ответишь. И все. А пока молчи. Я никогда не думал, что со мной случится такое: позвонить тебе. И, наверно, никогда не решусь больше. Ты молчи пока, слушай. Пасха вот была недавно. Я выпил спирту — наутро тоже воскрес. Пошел гулять, искупался в фонтане, купил деревянную куклу у лотошника. Я на праздник всегда покупаю что-нибудь ненужное, как подарок не знаю кому. Верба вовсю цвела, воробьи галдели. Потом наступило 9 мая. Это мой второй любимый праздник после Пасхи. Они даже чем-то похожи: и там, и тут победа жизни над смертью. Я спросил соседского деда, что он делал 9 мая 45-го года. А он говорит: танцевал на улице под чужую гармошку, хлебнув настойки на маральих пантах. Ему тогда двенадцать лет было. Я обошел все аптеки, их у нас целых три, но такой настойки нигде не продавалось. Тогда я купил воздушного змея и пошел на мост. Недостроенный, но по нему все равно ходят. А я ни разу. Я высоты боюсь. И плавать не умею. А тут пошел. Потому что уже решил, что сегодня позвоню тебе. Мне повезло: был сильный ветер. Змей моментально взмыл над рекой, над городом, над лесами.
Я не стал привязывать, пусть летает. Смотрел на его разноцветный хвост, а когда он сгинул — на воду. Думал, связана ли моя река с той, на которой живешь ты. Пожалуй, если плыть через океан, можно добраться. Это меня очень взбодрило. На мосту я встретил людей. Но разговаривать с ними не стал. Берег слова для тебя. Ты потерпи немного. Я заказал всего лишь три минуты. Вчера мне приснилось, как зреет колос. Я видел это изнутри зерна. Он рос всю ночь. А я крутился в кровати и радовался, что мне снится такой созидательный сон. Обычно мне знаешь что снится? Будто я звоню тебе. И не
могу дозвониться. Телефон сломан, номер не тот. Или рот у меня зашит — такое тоже бывало. У нас в клубе однажды кино показывали. Там человека ведут на расстрел, а он конвоирам своим, которые его тащат, про детство рассказывает, как он с мамой на море ездил. До самой последней секунды так и рассказывал, представляешь. У меня сейчас немного то же самое происходит. Я скоро уже закончу. И спрошу. Но прежде у меня просьба: ты что-нибудь обо мне запомни. Это ведь нетрудно. Чтоб я остался в твоей памяти — хоть одной фразой. Хоть словом. Независимо от того, что ты ответишь. Ладно? Такую глупость я делаю. Мы же виделись лишь раз. Но я все отчетливо помню. Синее платье и на нем голубые цветы, по форме будто лилии, но маленькие, как незабудки. Интересно, ты его еще надеваешь? А черное купила? У тебя ведь не было черного платья, и ты все волновалась, не обидятся ли родственники, если ты пойдешь в этом. Да. Так далеко можно заехать только на похороны. Внучатая тетя? Или двоюродная бабушка? Забыл, забыл. Да ты и сама, наверное, не помнишь. Столько лет прошло. Был солнечный день, у нас это большая редкость. И ты угостила меня мороженым. Я до этого ни разу не пробовал. А потом все ел, ел, пока не заболел ангиной. А когда пароход отплыл, я по берегу бежал, и за мной погналась собака. Хорошо, что ты на палубу не вышла. А то бы посмеялась. Пароход назывался “Волна”. Он до сих пор иногда тут ходит. Я каждый раз на пристани стою. Мало ли. Вдруг. Хотя тебе ведь не к кому здесь приехать. Сохранились ли у тебя камни, которые мы у мостков собирали? Я их долго еще с собой таскал. Потом карман прохудился. И выпали. Такая жалость. Я весь день по берегу ползал. Да где уж — не узнал. На вид-то все похожи. Ой, слышишь гудок? Это сигнал, что сейчас разъединяют. Ну, все. Скажи, а ты меня — не любишь?
Ключарева Наталья Львовна родилась в Перми, окончила филфак Ярославского государственного педагогического университета. Живет и работает в Москве. Финалист премии “Дебют” за 2002 год в номинации “Поэзия”, лауреат премии имени Юрия Казакова за 2007 год.
Читать дальше
