— Ну, здравствуй, — сказал он.
— Здравствуй, — повторила она и протянула руку, чтобы снять листок.
Он дернулся. Она жалко улыбнулась.
“Ты! Ты! — обваривалось все внутри. — Ты!”
Она сделала глубокий вдох и подумала уже тише:
“А ведь я десять лет сюда приезжаю, надеясь вот так, случайно, встретить его”.
— Я к маме, — произнесла она.
— Я догадался, что не ко мне, — ответил он.
“Неужели сейчас уйдет — и все?!” — испугалась она.
— Так и будем стоять? — спросил он.
— А ты куда?
— Никуда.
— Пойдем вместе?
Они шли, загребая ногами веселые листья. Припекало. На бордюре щурилась пестрая кошка. Рядом остановился трамвай. Это был ее самый любимый маршрут в городе. Он петлял по полосе отчуждения вдоль железной дороги, а потом проезжал мимо их универа.
“Вот бы сейчас, как раньше…” — затосковала она.
— Прокатимся? — предложил он.
Ей захотелось плакать.
Кондукторша в вязаной кофте, продав им билеты, ушла в кабину грызть семечки и судачить. В вагоне они были одни.
Она, по старой привычке, быстро сложила цифры.
— Несчастливый. А у тебя?
— А ты как думаешь? — Он, не глядя, сунул свой билет в карман.
Они проезжали заросшие вербами останки брошенной стройки. Трамвай грохотал и лязгал на поворотах.
— Помнишь, мы тут пили шампанское из горла2, и я ужасно хотела курить, а ты мне не разрешал?
— Ну-ну.
— А теперь я не пью и не курю.
“Сейчас он спросит, почему, и я скажу, что я на втором месяце”, — подумала она и впервые не обрадовалась, вспомнив об этом.
— Ну-ну… — Он слегка усмехнулся.
— Остановка “Университет”, — прохрипел трамвай сквозь страшные помехи.
Вот тут, на этом перекрестке, он стоял с непокрытой головой под густым непроглядным снегом, когда она уходила от него — “навсегда!” — к тому, который ждал за углом с подмороженной белой розой, а через месяц перестал даже здороваться.
— И все-таки зачем ты тогда ушла? — спросил он и впервые на нее глянул.
— Дура была, — ответила она просто.
— Только и всего?! — Он разочарованно откинулся на спинку и вытянул ноги в проход.
Она покрутила обручальное кольцо, как всегда, когда чувствовала себя не в своей тарелке.
“Почему он даже не спросит, за кем я замужем? — горько удивилась она. — Наверное, ему уже все равно. Конечно! Десять лет ведь прошло!”
— А у меня тут был роман с одной замужней, — вдруг неестественно оживился он.
“Ну уж нет! — закричала она внутри. — Знать ничего не желаю!
— Ну-ну, — зевнула она и отвернулась к окну.
Из глаз ее быстро выкатились две слезы.
“Я сижу и плачу, — внезапно вспомнила она. — Я люблю тебя. Все будет хорошо”. — Это он написал на следующий день в ее тетрадке. На перемене, пока она целовалась в коридоре.
— Мукомольный переулок, конечная, — сипло предупредил трамвай.
Выходя, он подал ей руку. Она схватилась и не отпускала. Он пожал плечами, и они пошли дальше, держась за руки, как десять лет назад.
Тогда была такая же осень. Только туман, раннее утро. Они прогуливали первую пару. Они были первый раз вдвоем.
“Зачем ты мне все время снишься?” — спросил он тогда и поперхнулся, она засмеялась.
— Ты мне сегодня приснился.
— Ну-ну! — опять усмехнулся он. — И что я делал?
— Так… — пробормотала она, вспомнив, как у нее во сне они плакали, вцепившись друг в друга.
У нее зазвонил телефон.
— Ты где? — обиженно воскликнула трубка маминым голосом. — Все уже остыло!
Он проводил ее до остановки. Подъехал троллейбус. Она поднялась на подножку и оглянулась. Он быстро шел прочь, огибая прохожих.
“Почему ты никогда не оборачиваешься, когда уходишь?” — зазвенел у нее в голове его голос десятилетней давности.
В открытые двери швырнуло охапку листьев. Она села у окна. Троллейбус тронулся.
Больше они не виделись.
УльЯна и водолаз
Ульяна проснулась посреди сна о синих лисицах от того, что в темноте двора надрывно скрипели невидимые качели. Скрипы были странные, с двойным дном. Скрипы и всхлипы. Они сливались друг с другом. Но потом качели стали замедляться, успокаиваться. Остановились, и в тишине остался только плач.
Читать дальше
