В своей книге “Игра в современной русской поэзии” А. Э. Скворцов условно разделяет поэтов на три группы: архаистов, новаторов и центристов. Архаистам свойственно употребление игры только в качестве одного из поэтических приемов. Архаист “доверяет языку и представляет определенную картину мира, выражаемую этим языком”, играющий новатор “не отдает предпочтения ни одной из систем, стремится избежать репрессии любого дискурса”, а центрист “никогда не станет ни подчеркнуто игрово абстрагироваться от реальности, ни навязывать ей собственные концепции и установки”. Так вот, архаист Климов-Южин как раз не навязывает реальности собственных концепций и установок, он этих установок в реальности же и ищет, подразумевая наличие как в ней, так и в “несовременном” языке несокрытой и очевидной истины.
Ну а если вернуться к разговору о том, что и зачем нужно читателю, — книга Климова-Южина разошлась в магазинах мгновенно.
Ирина ВАСИЛЬКОВА.
Православный протестант?..
Православный протестант?..
Прот. Александр Шмеман. Дневники. 1973 — 1983. [Составление и подготовка текста Ульяны Шмеман, Никиты Струве, Елены Дорман]. М., “Русский путь”, 2005, 720 стр., с ил.
Книгу прот. Александра Шмемана объемом свыше 650 страниц я прочитал за три дня, а откликнуться на нее не мог в течение трех месяцев. Настолько глубока проблематика внутренней жизни о. Александра и настолько неожиданна для его постоянного и внимательного читателя.
Имя о. Александра Шмемана стало известно мыслящим православным в России с конца 60-х — начала 70-х годов. Он вошел в нашу жизнь сперва как проповедник (для тех, кто научился, имел возможность и привычку слушать “вражьи голоса”), а затем как автор одной из лучших статей о Солженицыне “Зрячая любовь”, с которой вступил в полемику прот. Всеволод Шпиллер (для тех, кто имел доступ к там- и самиздату), и как автор одной из лучших статей об о. Сергии Булгакове, опубликованной в “Вестнике русского христианского студенческого движения” к 100-летию со дня рождении о. Сергия. Тем, что я, увлекшись русским религиозным возрождением и русской мыслью начала века, из четырех ее столпов — Струве, Булгакова, Франка, Бердяева — выбрал для изучения именно Булгакова, я в известной мере обязан именно статье о. Александра Шмемана.
В середине 70-х годов, после того, как в руки здешних “русских мальчиков” попала книга Н. Зернова “Русское религиозное возрождение XX века” с обширным библиографическим указателем, оказалось, что Шмеман в середине шестого десятка, то есть в расцвете сил для мыслителя и проповедника, — и один из самых “молодых” среди тех, кто был представлен в этом указателе. Стоит вспомнить их имена, тем более что почти все они так или иначе встречаются на страницах “Дневников” о. Александра: Н. Арсеньев (1888 — 1977), епископ Александр (Семенов-Тян-Шанский) (1890 — 1979), о. Георгий Флоровский (1893 — 1979), В. Вейдле (1895 — 1979), Н. Зернов (1898 — 1980), митрополит Антоний (Блум) (1914 — 2003), о. Иоанн Мейендорф (1926 — 1992) и единственный ныне здравствующий младший друг о. Александра Никита Алексеевич Струве, недавно отпраздновавший свое 75-летие, — один из тех, кто принимал участие в составлении и подготовке текста “Дневников”…
Примерно с того времени, о котором я сейчас вспоминал, и начинаются “Дневники” о. Александра: первая тетрадь включает в себя записи с января 1973 по ноябрь 1974 года. Самое значительное событие этого времени — издание первого тома “Архипелага ГУЛАГ”, арест и высылка Солженицына. Время второго “русского религиозного возрождения”, несопоставимого по именам с первым, начала века, но подготовившего читателей русской философской традиции — от Владимира Соловьева до того же о. Александра Шмемана. Публикация 5-го тома “Философской энциклопедии”, опубликованные в выпусках “Богословских трудов” (пусть мало доступные, но легальные, а значит, позволявшие цитирование их в подцензурной печати) “Иконостас” о. Павла Флоренского и “Очерки мистического богословия” В. Лосского с послесловием о. Иоанна Мейендорфа, публикация статьи того же Мейендорфа (впрочем, без указания на его сан) в руководимых Д. С. Лихачевым “Трудах Отдела древнерусской литературы”, статьи С. С. Аверинцева в “Вопросах литературы” и его обобщающий труд “Поэтика ранневизантийской литературы”, несомненный поворот от раннего позитивизма тартуско-московской школы семиотики к религиозной проблематике в статьях В. Н. Топорова и Б. А. Успенского — все это составляло ту питательную среду, благодаря которой усваивались русские идеи нескольких поколений отечественных мыслителей. Без того, что происходило в это так называемое “застойное” время — которое было застоем только в кадровой политике верхушки партийных функционеров, заинтересованных в продвижении и потом прозвавших так годы, когда их карьера притормозилась, а на самом деле обладало своей внутренней динамикой, — никакой приказ ЦК КПСС о необходимости публикации русской мысли начиная с 1988 года не мог бы быть выполнен в кратчайший срок (на каком уровне — это уже другой вопрос, но свою роль публикаторский бум конца 80-х годов сыграл, а подготовлен он был двадцатилетней работой мысли таких читателей, как С. С. Хоружий, Р. А. Гальцева, И. Б. Роднянская, и многих других).
Читать дальше
