Ни напротив гостиницы, ни в самой гостинице ее не было. Но это единственная гостиница? Да, ответила дежурная, миловидная женщина, странно белокурая и в то же время кареглазая, с высокими скулами, немного сонная, с избытком женственности, сил. Номера у вас есть? свободные? Да, а как же. Вот это ответ!.. Мы остановимся у вас. Если появится рыжая девушка, моя жена, то пусть подождет меня в номере. Она показала влажные зубы в улыбке, поправила белокурую прядь. Рубенсовская спелая рука, нестриженая подмышка.
Он вышел из гостиницы, покурил, озираясь, и пошел в поселок.
В поселке были добротные дома с высокими заборами, лиственницами, кедрами, воротами: сибирские крепости. В Средней России не так, там хлипкие плетни: глядите, что тут скрывать — одна голь. На улице никого. Рабочий день. Лает собака. Возле дома трактор в пыли и копоти. Может, где-то также причален и “ГАЗ” с желтой бочкой и синей надписью.
Но нигде не было видно этой машины.
И спросить не у кого.
Вдруг откуда-то вырулили белоголовые смуглые пацаны вдвоем на одном велосипеде. Остановить их. Спросить.
— Чё-ё?.. Молоковоз?
Посмотрели друг на друга.
— Дядь Сергей, — сказал один другому.
— А его дома нет. На работе.
— Может, приехал на обед?
Посмотрели друг на друга. Начали объяснять, перебивая друг друга.
— А что, если вы туда поедете, а я буду сзади идти?
Переглянулись. Один согласился, но второй его ткнул в бок:
— Ты чё-ё? забыл?
Второй почесал за ухом, нахмурился.
— Нет, — сказал он, — нам в другую сторону.
— Ладно, — вдруг сказал первый, — покажем.
Второй удивленно вытаращился на него:
— Чё зыришь? садись.
Они оседлали скрипящий велосипед и поехали, оглядываясь и виляя. Он шел за ними.
— Во-он, — в конце концов показали они, остановившись.
— А, спасибо!
— Да чё. — Они развернули велосипед и поехали назад.
Возле указанного дома машины не было. Но, возможно, ее загнали во двор. Он подошел к серо-черным воротам, взялся за теплую от солнца скобу, потянул на себя. Дверь была заперта. Он постучал скобой. Тишина. Посмотрел в щель. Пустой двор. У дома возле будки лежит собака, лохматый бок вздымается и опускается, часто дышит, жарко. Так жарко, что лень лаять на стук.
Что делать? Здесь подождать? Или пойти... куда? В какую-нибудь контору.
Странно все.
У меня пропала жена.
Ее увезли.
Надо запомнить этот дом. Возможно, придется вернуться сюда.
Пошел по улице. Снова — ни души.
Может быть, она уже в гостинице?
Дежурная встретила его с улыбкой, но тут же свела темные брови: “Позвонили из больницы”.
— Она в больнице?
— Да, там.
Несколько мгновений смотрели друг на друга.
— Не волнуйтесь, сказали, ничего уже страшного. Я узнала. Это обычное.
Больница: обширная территория с одноэтажными длинными деревянными домами среди пихт, сосен; в центре кирпичное двухэтажное здание. Всюду мелькают белые халаты, лиловеют-синеют пижамы и халаты больных. Немолодая женщина на скамейке кормит грудью ребенка; озирается, достает из застиранного халата сигарету, закуривает, энергично выдыхает, разгоняя дым, чтобы, наверное, не заметили; да, курит украдкой.
Медсестра или врач, у нее широкое смуглое лицо, узкие глаза, как будто полные нажженных углей.
— Придите вечером, — сказала она. — Или лучше завтра. Она спит. Нет, ничего страшного. Токсикоз. Пройдет небольшой курс терапии.
Вышел за ограду больницы, постоял. Нашел столовую. Перекусив, отправился к реке. Та же самая река, они поднялись вверх по течению на самолете. Здесь она была чище, напористее, громче: хлюпала и шипела, переливаясь на перекатах. Скалы с соснами отражались в воде, трещины змеились, уползали вверх к корням сосен. На реке сильнее был хвойный дух.
Искупаться?
Вода прохладная.
Нет, передумал. Вернулся в гостиницу. Мягкий оживленный взгляд дежурной. Протянула ему ключ.
Номер на втором этаже, деревянные две кровати, стол, над столом небольшой квадрат зеркала, удерживаемый блестящими зажимами. Водопровода нет. Умываться — в коридоре. Из окна вид на округлые горы в зеленой губке сосен.
Читать дальше
