Нет, это еще не то. Дальше. Осталась ночь в гостинице. Он усмехнулся. Все ерунда и глупости.
В номере она была одна. Уже одетая, причесавшаяся, умывшаяся, с подведенными глазами... Ну да, в номер могут подселить мужиков.
— Я принес булочек, сока, консервы. Будешь? Или пойдешь в столовую? Могу показать... Ладно, не говори, напиши вот на этом клочке. В молчании есть сила. Об этом все мудрецы толкуют. То есть пишут. Но это разные вещи: сказать или написать. Или нет. По-моему, одно и то же. А коли так, то что толку молчать? Ведь и думаем мы словами. Только произносим их быстрее. Они как свет, запах. То есть мысли. Значит, что? Запах цветов — это их мысли. Луч — мысль солнца. Человек топчется в гуще мыслей и ничего не может понять.
Она внимательно посмотрела на него поверх книжки.
— Что это ты читаешь? Анатомический атлас? Или... что за мура? Где это ты нашла?.. Вообще, у настоящего путешественника должна быть походная библиотека. Я однажды видел отличный вариант походной библиотеки. Некоторые названия на старых добротных переплетах помню до сих пор. Ну... например: ИЗ ЛИРИКИ МИЛАРЕЙБЫ. Или: ЗЕМНОЕ ЭХО СОЛНЕЧНЫХ БУРЬ. Еще: О ИСПРАВНОМ УСМАТРИВАНИИ ВЕТРОВ. ОКАГАМИ, ВЕЛИКОЕ ЗЕРЦАЛО; опись столбцов сибирского архива; редкие металлы; грамматика бурят-монгольского письменного языка; миниатюры кашмирских рукописей; стихи на пальмовых листьях; образование империи Чингиз-хана. Хозяйка библиотеки была дочь известного в Глинске, да и за пределами ученого, Лина Георгиевна. По-девичьи стройная, узкая, с благородным лицом, с бирюзовыми бусами и серебряными кольцами на хрупких, прохладных пальцах... Ты ведь не читаешь, а слушаешь меня. И тебя так и подмывает спросить о Лине Георгиевне.
— Ты пьян? — осведомилась она, вздергивая золотистые брови.
— Кто автор-то, я не разглядел. Наверняка английская леди-домохозяйка.
Она нахмурилась, но уже где-то в глубине разразилась улыбка, и акустическая волна выплеснулась наружу. Он тут же, осмелев, наклонился и поцеловал ее.
— Точно, пьян, — сказала она. — Где в такую рань нашел выпивку?
— Какая выпивка.
— А что?
— Ослиная моча.
— Без подробностей.
— Ну, местное пиво, как его еще назвать? А кто тебе подарил, пока я ходил, книжку о любви?
— В тумбочке нашла. Надо же чем-то скрасить этот день.
— Поразительно. То тебе первоклассная живопись фальшива, то фальшивка красна.
— Я должна сказать что-нибудь такое умное?
— Можешь просто вздернуть брови. Или улыбнуться.
— Ты думаешь, приятна эта роль растения?
— Улыбкой, как музыкой, можно сказать больше... Ты вдруг навела на мысль написать улыбающийся цветок. Или поющее дерево... Но я не карикатурист. И не символист. Не могу насиловать природу. Но я боюсь превратиться в фотографа. Путь живописи сейчас узок.
— Как игольное ушко?
— Может быть.
— Ну, тогда походная библиотека только помешала бы.
Он улыбнулся:
— А! ты о дочке ученого в кольцах и бусах?
— О походной библиотеке. Знаешь, я уже это где-то слышала. Походное снаряжение, закопченный чайник, трубка, библиотека. Кого-то это напоминает... Печорина?
— Максима Максимыча. По крайней мере — что касается трубки и чайника.
— А походная библиотека?
— Ну, вообще-то это обычные вещи путешественников... Нет! библиотека, конечно, ни к чему. Ведь это своего рода эксперимент. Хочется все услышать, увидеть и почувствовать самому, а не через десятые руки. О чем только не говорят. Самый воздух в городе искажен всевозможной информацией. Надоели посредники. Я сам буду слушать. И видеть.
— Что ты хочешь увидеть?
— О некоторых вещах бесполезно говорить.
— Но... знаешь, все равно ты уже испорчен.
— Мм?
— Информацией, как ты говоришь. Искажен. Я не права?
— Но мне кажется, я еще не весь искалечен. Что-то неподдельное, изначальное еще где-то таится.
— В самом тебе?
— Ну... да.
— Тогда, — сказала она, — стоило ли ехать сюда, где кончаются железные дороги... Не смотри на меня как Шерлок Холмс!
— Да просто это подозрительно похоже на аргументы Зимборова.
— Иногда и мне свойственна логика.
Читать дальше
