Где встретиться? Логичнее всего на углу улицы Горького и Охотного ряда: обоим добираться минут пятнадцать — ему на метро, ей пешком. Небольшой крюк для любительницы ходить — не жертва.
Выбравшись наверх, Евгений увидел летящую Маринину фигуру. Прямую, легкую. В серо-коричневом рябеньком пальто, в берете, в удобных ботинках без каблуков, с всегдашней кошелкой в руках.
— Спасибо. — Грустные виноградины не проскользнули, а чуть задержались на его усатом лице. Как неожиданный — пронзающий — поцелуй в губы.
Надо бы промолчать, чтобы закрепить, усвоить это ощущение, но с первого раза у Евгения не получилось: новизна смущает. Язык сам сболтнул:
— Куда торопимся? Тише едешь — дальше будешь...
Ничего не значащее балагурство, вроде бы необидное, а Марина взвилась:
— Терпеть не могу пословиц! — Ее голова по-птичьи мотнулась направо, налево — куда угодно, только не глядеть на пустослова! — Ограниченность это и мнимая народная мудрость! — Она подхватила Евгения под руку и принялась сыпать своими переделками, несясь вверх по бывшей Тверской: — Тише едешь — никуда не приедешь! Где прочно, там и рвется! С миру по нитке, а бедный все без рубашки! У кого что болит, тот о том не говорит! Тишь да гладь — не Божья благодать! Тише воды, ниже травы — одни мертвецы... Ум хорош, а два плохо... Лучше с волками жить, чем по-волчьи выть!
Свернули налево, на бульвар. Марина вдруг метнулась к кирпичной стене, наклонилась, подняла с тротуара оброненную кем-то луковку, бросила ее в свою кошелку, снова просунула ладонь между локтем и боком Евгения и уже молча понеслась дальше. Затормозила на переходе через улицу. Долго не могла сделать шаг на мостовую, потом все же решилась, судорожно вцепившись в руку Евгения, — никак потом не мог он объяснить своей подружке, откуда у него на запястье два круглых синяка. А посреди проезжей части остановилась как вкопанная — в тот миг, когда надо бы поспешить, чтобы не попасть под неуклюжий троллейбус.
Как Анна...
Посидели на бульварной скамейке. Передышки хватило Евгению, чтобы сообразить, как переходить следующую дорогу: он обхватил Марину за покорную талию и перенес-протащил на другую сторону. Она не сопротивлялась, а оказавшись в безопасности, с облегчением вздохнула:
— Ну, слава тебе, Господи, наконец-то выбрались из этого асфальтового ада!
Ад... Ее быт — вот настоящий ад... Но он у нее — параллельная ей реальность. Большинство женщин сейчас бы тряслись от страха, боялись советской конторы и ничего вокруг не замечали бы. Она же исполняет то, что считает необходимым ее ум, а сама, главная — не там...
Но с ним ли?
Литфонд занимал комнату в доме Герцена. Вход с бокового крыльца. Как только они возникли в дверном проеме, невысокий румяный брюнет с выпуклыми, добрыми глазами и с седеющей эспаньолкой стал протискиваться между канцелярскими столами им навстречу. Евгений напрягся, чтобы вспомнить, где он его видел... А, это было в мае, на панихиде по автору “Дней Турбиных”. Юркий толстячок приложился к Анютиной ручке и убежал хлопотать дальше, а кто-то по соседству испуганно бормотнул вслух: “Будто мерку для гроба снимает... Похоронных дел мастер...”
— Я вас обрадую! — громким шепотом воскликнул брюнет уже в коридоре, куда он неприметно для других, но настойчиво вытолкнул их обоих своим округлым брюшком, украшенным золотой цепью от карманных часов.
Вокруг никого не было. Почему тогда шепчет? Наверно, профессиональная привычка... Смерть требует тишины. Но толстяк так радовался своей новости, что грех было над ним иронизировать.
Оказалось, сердобольный Маринин болельщик краем уха зацепил в вагоне метро, что какой-то механик уезжает на Север. По контракту, а не по приговору. На два года. И ему совершенно безразлично, кто будет жить в его комнате — мать с сыном или одиночка...
— Покровский бульвар, 14 дробь 5, квартира 62. Телефон: К7-96-23. — Спаситель достал из кармана листок и протянул Марине. — Вот, я все записал. Позвоните сейчас же. Нужно только заплатить за год вперед, две с половиной тысячи, — удрученно заглядывая ей в глаза, добавил он. — У меня есть триста рублей, а остальное мы с молодым человеком поможем собрать, ведь правда?
Теперь его карие глаза умоляли Евгения, который в ответ мог только вывернуть пустые карманы: почти всю преподавательскую зарплату он отсылал жене и отдавал матери, оставляя себе ровно столько, сколько надо, чтобы не объедать очередную подругу. Богачек ему пока не попадалось.
Читать дальше
