— Значит, я — сор… — проговорил тихо Евгений Романович. От жалости к себе он вдруг прослезился, но вовремя сдержал себя.
— Нет, Евгений Романович, вы не сор, — сказала Галина Ивановна, — сор — это то, как вы поступаете. Не мне напоминать вам тот случай. — Заметив, как Евгений Романович испуганно поднял глаза, Галина Ивановна набралась уверенности и закончила фразу: — Вы, Евгений Романович, здесь, кажется, чужой, посторонний, если хотите. Я больше не намерена подвергать опасности физическое и моральное благополучие детей, за которых я отвечаю.
Голова у него закружилась, в ушах зазвенело, он почувствовал себя будто пьяным и даже пьяно усмехнулся. Ничего не сказав, Ерсин вышел. На крыльце он закурил, ноги стали ватные, он присел на ступеньку. Через решетку забора он смотрел на темнеющее небо. За спиной раздались шаги, это шел Валерий Георгиевич. Проходя мимо сидящего Евгения Романовича, он наклонил голову и сказал: “Скажи спасибо, что…” За что надо сказать “спасибо”, Евгений Романович не расслышал. Валерий Георгиевич выжидающе на него смотрел, Евгений Романович кивнул. “Отморозок”, — сказал Валерий Георгиевич и, выругавшись, зашагал к своей машине. Евгений Романович еще немного посидел на крыльце, посмотрел, как отъезжает машина Валерия Георгиевича, как блеснуло в боковом зеркале рыжее солнце, потушил папиросу и медленно побрел домой.
На выпускной вечер в этом году его не ждали. Несколько попыток разубедить Галину Ивановну только усугубили дело, теперь Галина Ивановна даже не здоровалась с ним при случайной встрече. Несколько раз в магазине Евгений Романович видел Настю Филиппову с отцом, но отворачивался, зная, что уж они-то ему ничем не помогут.
Последним, что он сделал для школы, было то, что он выписал нескольким выпускникам грамоты за отличие в изучении истории.
Двадцатого июня он пришел к школе, постоял за забором, послушал с улицы громкую музыку, доносившуюся из столовой. Когда стемнело, из здания стали выходить выпускники с красными лентами поверх пиджаков, они курили и незаметно от нескольких родителей, вызвавшихся следить за порядком, перелазили через забор, чтобы сбегать в ближайший магазин за водкой. Пару раз у Евгения Романовича возникало желание помочь им в этом деле, но он сдерживался, стараясь быть как можно менее заметным. Когда дети возвращались в школу и смотреть было не на что, он подходил к окнам своего бывшего кабинета. Дверь в кабинете была открыта, туда время от времени заходил Женя Сотников с друзьями. Они пили вино, а один раз взяли с полки книгу, учебник по обществознанию, и, с умным видом расхаживая с ним, изображали Евгения Романовича. Ему не было обидно, он даже раз улыбнулся, когда Женя очень похоже изобразил, как он дергает нервно головой, когда запинается.
Евгению Романовичу стало холодно, но уходить не хотелось. Он сходил в дальний магазин, в который не бегали выпускники, и купил маленькую бутылку коньяка. Вернувшись к школе, он сел на не освещенный фонарями участок бордюра и, отпивая время от времени из бутылки, продолжал наблюдать. Дети стали выходить все чаще, до праздника уже никому не было дела. Родители тоже устали стоять на посту и не стесняли куривших детей, даже предлагая время от времени свои сигареты.
Евгений Романович оттянул воротник рубашки и подышал теплым воздухом на голую грудь. Было уже совсем темно, но вот засветилась тонкая полоска на горизонте. В школе выключили свет. В темных окнах начали появляться один за другим огоньки свечек. Несколько минут спустя огоньки стали выходить из парадного хода.
Ерсин поднял бутылку; только несколько капель выкатились из нее
и чуть обожгли язык. Евгений Романович снова закурил, держа папиросу в полусогнутой ладони так, чтобы не виднелся огонек. “По-снайперски”, — подумал Евгений Романович. Он сжал в руке пустую бутылку.
Хотелось бросить ее в стройную очередь выходящих, с замиранием смотревших на огоньки, закрывавших свечки ладонями, чтобы они не потухли. Хотелось бросить бутылку так, чтобы никто не понял, откуда это она свалилась, чтобы все растерялись и таинственный строй разрушился. Но рука не поднялась. Вместо этого Евгений Романович тенью прошмыгнул мимо забора, встал возле окна своего кабинета. Светало быстро, уже легко различались очертания одинаковых блочных домов. Небо светлело, и свечки, которые несли дети, уже не светили так ярко. Очень скоро они совсем погасли.
Читать дальше
