Облака кучевые, друзья из детства,
Горе луковое, часы песочные,
Самовар поставим, винца накатим.
Ты привыкнешь к их характеру склочному,
То кровать сломают, то спортят скатерть.
То прожгут занавески — тобою глаженны,
То заспорят за полночь, то зайдутся в плаче.
Ты терпи их теперь. Ведь только кажется,
Что всю жизнь проходишь в венчальном платье.
И на них не злись, то друзья мои,
Бедолаги шалые, сверчки запечные.
Всех по лавкам разложим и будем жить.
Будем память холить с утра до вечера.
Будет скатерть — белой, и все дела…
Утихает смех, и вино кончается.
И часы песочные на краю стола,
Будто пьяные, вот-вот упадут, качаются.
* *
*
Что это? Вестерн, шляпа широкополая,
поездка на запад Украйны, тоска по европейской культуре.
На львовской скамейке до скончания века нового,
еще неназванного, посидим покурим.
Потому что спешить совершенно некуда,
мостовые осмысленны, Карпаты рядом, русскоязычное радио
принесет все новости с московского злого берега.
А то, что аптека близко, — не значит, что мы больны.
В общем, сиди и радуйся.
По законам жанра жара и пыль. Чужаку не стоит
Задираться, играть словами, звенеть монетой,
лучший кофе в кавярне заказывать, отвечать на грубость
соседей по барной стойке.
Эта песня еще не начата, не то что не спета!
В этом июне скоропалительном господин Кольт
еще не уравнял людей. И ты из ребра моего еще не создана.
И мы еще не влюблены. Ну совсем нисколько.
И многое будет еще. На расстоянии. В тоске, в ожидании.
Порознь.
Стоит приехать в страну чужую, слушать чужую речь,
чтобы, вернувшись на Родину, вновь обрести родную.
Чтоб себя на разлуку с тобой навсегда обречь.
Чтоб присесть покурить-подумать на скамейку пустую.
Про решение задачек
Человек выходит из города Б,
В поисках человека отправляется в точку А.
Человек не самый плохой, так себе.
Он идет и думает, как идут у второго дела.
И где-то на середине пути
Он ее встречает и говорит привет.
А еще он немного молчит, а еще говорит — прости
Непонятно зачем, и они легко перепрыгивают кювет,
И садятся на холмик маленький, и достают задачник.
И решают задачки про конфеты и яблоки, про землекопов.
И первый ей говорит: не силен в математике, значит,
Мне твою задачку никак не решить. А она говорит — попробуй.
Это же не сложно, иксы да игреки, тангенсы-синусы.
Если встретились здесь, значит, шли с одинаковой скоростью.
Все мы люди, все человеки, у всех есть плюсы и минусы...
И конфеты, и яблоки делятся не абы как, а поровну.
А первому человеку ни черта не понять.
Он в холщовую сумку собирает линейку логарифмическую и остатки яблок.
И прощается, с одной лишь мыслью — напиться и спать.
Потому что ответа в конце учебника нет. И вкус поражения
Неприятно сладок.
Смирнова Наталья Вениаминовна родилась в Якутске. Закончила филологический факультет Уральского университета (Екатеринбург). Автор пяти книг прозы. Живет в Москве. Лауреат премии журнала “Новый мир” за 2005 год.
Так уж случилось, что в их тандеме существовали номер первый и номер второй. Знакомые называли Свету “Я сама”, а ее подругу Аллу Раевскую — “Я тоже”. Как только они встретились глазами, Алка прилипла к Свете, как обои к стене.
— Красивая фамилия — Раевская, — сказала ей Света.
— Знаешь, все эти Раевские, Трубецкие, Волконские… Судьбы-то оказались несчастные… Значит, и фамилии тоже… — пожаловалась Алка.
Света, посмотрев ей в глаза, всегда влажные и в любую минуту готовые пролиться слезами, иронично подумала: “Скромная девушка”.
Механика Алкиных желаний была дефектной, и, никогда точно не зная, чего ей, собственно, нужно, она всегда хотела того, что другие, и металась среди чужого буйного разнообразия, пока не встретила Свету. Дальше все пошло гораздо лучше. Если Алла заставала подругу, которая красила сухой букет, она немедленно отправлялась за город собирать цветы. Рассказ о том, как Света в двадцать шесть лет влюбилась в художника Веселова и уговорила родителей разменять для них отдельную квартиру, настолько сразил Алку, что она немедленно вцепилась в Светиного мужа и изводила родителей до тех пор, пока они не выделили ей жилплощадь.
Читать дальше