Любопытно, что в фильмах, показанных на фестивале, ничего этого нет: ни “майданов”, ни “тюльпанов”, ни “роз”, ни претензий к оккупантам… Если и есть, то как бы впроброс, под сурдинку; там, где, к примеру, как в Грузии, титульная нация сама озабочена сохранением от распада доставшегося в наследство осколка империи. А так, ощущение, что после “цивилизованного развода” люди просто пытаются наладить свою отдельную жизнь.
В эстонском фильме “Магазин мечты” (режиссер Пеэтер Урбла) три женщины, оставшись без работы, открывают лавочку по прокату костюмов. Одну муж обижает, у другой кошелек украли, третья озабочена срочным изготовлением костюма “человек-унитаз” для акции по рекламе сантехники. Все мило, обыденно, буржуазно и скучно.
В литовском фильме “Стеклянная страна” Янины Лапинскайте замужняя дама, родившая второго ребенка, мается от затянувшейся послеродовой депрессии. Если бы фильм не был так пронзительно, завораживающе красив (оператор Альгимантас Микутенас), страдания героини не вызывали бы ничего, кроме желания немедленно отправить ее в аптеку за антидепрессантами. Однако мощная энергия изображения привносит в эту житейскую драму дыхание потустороннего, напоминая, что депрессия — смертельная болезнь, которая косит людей не хуже инфарктов и рака. Что ж, близость смерти — такая вещь, от которой человек не застрахован и в запертом на все замки, тихом, благополучном доме.
В российской картине “Манга” Петра Хазизова безмозглая девочка-модель, вообразившая, что ее изнасиловали, мечется по ночному кислотному городу, втягивая в свой бред совершенно посторонних людей; мечется до тех пор, пока в ее птичьем уме не возникает сакраментальный вопрос: “А может, это было не изнасилование? Может, это на самом деле любовь?” В украинском “Путеводителе” Александра Шапиро множество подобных же персонажей-мотыльков — обитателей современного Киева — меняют, снимают, покупают квартиры, обсуждают, в какой клуб лучше податься, как куда доехать, где устроить модный показ; главное украшение фильма — бесконечные абсурдные диалоги, достойные героев Киры Муратовой.
В узбекском “Подростке” Елкина Тульчиева мальчик, растущий без отца, бесконечно ссорится с мамой, тетей и бабушкой. В другой узбекской картине — “Девичий пастух” Юсупа Разыкова — мальчик-подросток вынужден присматривать за женой старшего брата, уехавшего на заработки, сопровождать ее в поликлинику, и драматическая кульминация фильма — недозволенный обмен взглядами между молодой женщиной и водителем раздолбанного автобуса. Киргизский “Сундук предков” Нурбека Эгена повествует о том, как осевший в Париже уроженец аула привез на родину невесту-француженку и не решился представить ее родителям. Ну и так далее и тому подобное. Может показаться, что эскапизм, бегство в частную жизнь, — ведущая на сегодняшний день тенденция постсоветского, постимперского кино. Но убежать толком мало кому удается. Под тонкой пленкой современной обыденности шевелится хаос: хаос вытесненного, до конца не осознанного, но не отпускающего имперского прошлого, хаос неустроенного настоящего, который немедленно накатывает, стоит только переступить порог обжитого дома. Пересечение границ — социальных, национальных, временных и пространственных — извечный источник драматизма. Но характерно, что, пересекая границы, герои и авторы “национальных” картин оказываются внутри общего смутного постимперского хронотопа, который и придает фильмам подлинную конфликтность и напряжение.
К примеру, конфликт, связанный с приездом французской девушки в киргизское село, кажется абсолютно сказочным и надуманным. Да, рады и счастливы должны быть папа и мама, что сын их нашел себе невесту в Париже! И приходится сочинять какую-то совершенно немыслимую историю про давнее родовое проклятие, которое можно снять только в надцатом поколении, женившись на девушке “из своих”, — чтобы хоть как-то объяснить, почему несчастную француженку не встречают с распростертыми объятиями в нищем ауле. И вообще, вся эта история — типичный перевертыш. Киргизское кино в последние годы вошло в моду на Западе, и киргизов бесконечно радует это лестное к ним внимание. Так что это не француженка любой ценой мечтает выйти за киргизского юношу, а он стремится породниться с прекрасной Францией. И конфликта тут на самом-то деле никакого нет. Так, национальный колорит в экспортном исполнении.
Читать дальше
