18 января с утра командование, откуда-то узнавшее, что по одной дороге должен двигаться крупный немецкий обоз, приказало выдвинуть туда засаду — одну из рот нашего батальона. К месту засады протянули линию связи, и меня с напарником послали туда в распоряжение командира роты — с телефоном. Засада была устроена в месте, где дорога входила в лес. Перед нами расстилались снега — чистые и пушистые. Солнце, висевшее низко над горизонтом, бросало длинные резкие тени. Было совершенно тихо. Я сделал в снегу яму и устроился в ней с комфортом, подстелив какой-то хворост. Немцы появились неожиданно, потому что дорога, как я уже писал, была выкопана глубиной с человеческий рост. Только когда они совсем приблизились, мы увидели спины лошадей и головы идущих рядом с повозками людей. Завязалась перестрелка. Я даже не успел сообразить, кто начал стрелять, мы или же они, увидев, что кто-то преграждает им путь. Наши бойцы бросились вперед, в атаку. Но глубокий снег резко замедлял их движение. Мой напарник был ранен, я снял свои рукавицы, чтобы ему помочь. В этот момент что-то тупо ударило меня в лицо, поначалу даже не очень больно — как будто кто-то кулаком стукнул. Больнее был второй удар — по плечу (это, как выяснилось потом, было просто касательное ранение). Изо рта хлынула кровь. Я начал сгребать снег в ладоши и совать его в рот, рассчитывая, что этим остановлю кровь, но она не унималась...
Очнулся я на санях, простых деревенских дровнях, которые везли троих раненых: два были положены вдоль саней и один — это был я — поперек. Так что на каждом ухабе моя голова билась о край, и это было так больно, что я снова и снова терял сознание. Вся голова, шея и плечо у меня были забинтованы, сам я был закутан в шинель и укрыт каким-то одеялом. Не знаю, сколько меня так везли, по-моему, дня два, — перейдя фронт, обоз с ранеными достиг Медыни, там меня переложили в крытый грузовик, и скоро я попал в полевой госпиталь — большую палатку, по краям которой лежали на сене, я думаю, несколько десятков раненых. Потом меня подняли на носилки и принесли в дом, где была операционная, там мне зашинировали перебитую челюсть и влили двойную порцию крови — так много я ее потерял. Собравшись с силами, я спросил кого-то: где мы находимся? Мне ответили: в Ильинском. Так я понял, что в третий раз попал в Ильинское: первый раз — когда был в пионерском лагере, второй раз — когда село отбивали у немцев, а теперь вот — на носилках. Мало того: я ведь знал, что во время боев в селе не сгорели только стоявшие в стороне, в леске строения нашего лагеря. А операционная была в доме, не в палатке. Значит, именно там, где был лагерь, и, может быть, даже там, где была спальня моего отряда! Вот судьба!
Через день или два партию раненых погрузили в санитарные фургоны и повезли в Наро-Фоминск. Там мы оказались в здании, где, по-видимому, до войны был детский дом для испанских детей: когда везли на каталке, я заметил на дверях таблички на испанском языке. Здесь нас долго не задержали — сформировали эшелон для раненых и повезли в Москву. На вокзале стояли рядами подставки, на которые клали носилки с ранеными. Увидев над головой знакомые фрески Киевского вокзала, я заплакал.
1 Он был секретарем комитета ВЛКСМ нашей школы; впоследствии воевал, партизанил в Литве, где и остался на партийной и советской работе, был директором завода в Вильнюсе, затем в Конакове; к концу жизни вернулся в Москву, где работал начальником главка в Министерстве станкостроения. (Здесь и далее примеч. автора.)
2 Точное ее название: 194-я Речицкая Краснознаменная дивизия, позднее она сражалась на Курской дуге и в Белоруссии, свой боевой путь закончила под Кёнигсбергом. Боевые заслуги полка тоже были высоко оценены — орденом Кутузова.
3 С Алексеем Федоровичем Генераловым я увиделся на одной из встреч ветеранов 194-й стрелковой дивизии. Мы с ним регулярно перезваниваемся по телефону. Он достойно прошел всю войну, окончив ее капитаном, начальником связи полка.
4 Я изложил его в микроновелле, вошедшей в цикл “Семейный альбом”, который был опубликован в “Общей газете” (2000, № 15).
Шамборант Ольга Георгиевна — эссеист. По профессии — биолог (окончила Московский университет). Автор книг “Признаки жизни” (1998) и “Срок годности” (2003). С 1994 года постоянный автор “Нового мира”.
Романс
В чем, собственно, состоит сугубая задача мыслителя? Да установить, что под чем скрывается, что и как мы переименовываем. Поразительно, но основное занятие человечества, отнимающее почти всю его энергию, это, так сказать, работа на отвод глаз. Как звери, которые тщательно закапывают свои какашки, да еще проверят, хорошо ли сделали, — понюхают с пристрастием... Или еще — собаки, обожающие вываляться в каком-нибудь дерьме или тухлятине, чтобы все, видимо, все-таки недруги — подумали, что вот это идет не Тузик или там Джесси, а какое-то непонятно кто, какая-то тухлая селедка.
Читать дальше
