1
Я готов похрапывать на осеннем холоде,
по привычке кутаясь в бумазею,
лишь бы снились волны в приморском городе,
славном башней выбеленной своею
с неусыпной огненною мигалкою
над стихией валкою.
Ох, не долго ждать, и когда-нибудь
тот огонь проводит и нас до цели,
освещая путь
щупальцами лучей в метели.
Ведь друг друга нам обрести-найти
предстоит на том караван-пути.
2
Есть в одной губернии… Ладно, пусть
даже не губернии, а уезде
кто-то что-то знающий наизусть —
человек с глазами на мокром месте.
Ветер гонит вдаль вдоль земли листву
в холода, противные естеству.
Здесь в континентальной степной ночи,
в одиночестве без вражды и спаек
всё мерещатся маяка лучи,
до ушей доносятся крики чаек.
И на венском стуле забытый Фирс
видит пенным валом омытый пирс.
21.IX.2005.
* *
*
Памяти В. Д. Поленова.
Молодые художники получали гранты и
месяцами жили
на обрывистых берегах Нормандии:
отперев этюдники, днём творили,
вечерами чествуя результаты
тех своих усилий и всей плеяды.
И хотя важней для валов с глубинами
прорезиненные фуфайки,
там кистями, шляпами, пелеринами
посейчас окрестные грезят чайки,
и добро бы только отцы да мамки,
но и их птенцы в каменистой ямке.
А иначе что бы такое значили
вдруг метанья с криками
вниз с откоса
с языками тёрна на скалах, траченных
зимним ветром с запахом кальвадоса…
13.I.2006, Veules.
* *
*
Путаными путями
время пришло к концу
и провело когтями
с нежностью по лицу.
На родных бережках
я с солью в глазных мешках.
Тебя же юнит на редкость
слоистых одёжек ветхость.
Будем учиться сами
тому, что забыли, снова,
обмениваться томами
Истории Соловьёва.
Тсс, перейдя на свист,
ветер взвихряет лист.
Над темнотой дворов
новый помёт миров.
Галактики нас, похоже,
способны заворожить.
Но что за ними — не можем
даже предположить.
До ближней живой звезды
тысячи лет езды.
19.X.2005.
Сталкер
1
Жасминоносная ночь, короче,
открытый космос с гудками, лаем.
А что ему-то всех одиноче,
так это даже не обсуждаем.
Лишь соглашаясь на участь птичью,
тем платим пени его величью.
Как сталкер, выведший из промзоны
двух неврастеников худощавых,
я знаю жизненные законы
в их соответствиях не слащавых —
неукоснительного старенья
и милосердного разуменья.
…И в прежнем, можно сказать, эоне
с четырёхпалым пеньком на троне,
и ввечеру, когда дальний гром лишь
и уцелел от потопа, помнишь? —
соблазн и скрепа моей надежды
весь шорох-ворох твоей одежды
из грубоватого хлопка цвета
поблёкших трав на излёте лета.
2
Неторопливый хронометр с боем
над вечным, можно сказать, покоем.
Без спешки принятое решенье
не звать на помощь — когда крушенье.
Ориентируясь на белёный
маяк и привкус во рту солёный,
за мысом с впалым его откосом
мы станем чайкой и альбатросом.
Друг друга криками повторяя,
выравниваясь и опять ныряя —
так каждый в Царствие Божье внидет.
Вот что во сне, очевидно, видит
раб, из которого вьют веревки,
иль сталкер после командировки.
…И хоть финальной задумки кроме
жизнь состоялась в своём объёме,
отхлёбывая понемногу виски,
я продолжаю свои записки —
навстречу новому мезозою
под галактической бирюзою.
3
Товарняков заоконный скрежет.
Прижавшись к наволочке несвежей,
будто пацан беспризорный — к лону,
Читать дальше
