* *
*
Ты плакала, ты была
тогда не в ладах с собою.
Отворотясь, ждала,
что я тебя успокою.
Словно у молодой
робкой ещё училки,
подрагивал, крашен хной,
пучок на твоём затылке.
Ты первой ступила на
пойменное при Лете
минное поле сна
зыбкого на рассвете —
снишься, и грудь тесна.
Видишь, как сталкер в той
около рельс лачужке,
я прикипел щекой
к сплющенной в блин подушке.
Слышишь, как колобродит
сердце, обожжено.
И между нами впотьмах проходит
линия Мажино.
Май — июнь 2005.
Времена года
1
Целина снегов в её раскалённости
и неповреждённости
одна и даёт от веку
ощущение защищённости
русскому человеку.
Тут адвокаты, судебные приставы
не уважаемей кобелей.
Вьюга — наш соловей.
И чем её свист неистовей,
тем на душе светлей.
2
В мае видишь и отходя ко сну
катыши купав, зеленцу в раките.
Константин Леонтьев любил весну,
и ислам, и оптинскую сосну,
вразумив француза хлыстом на Крите.
Снится рысь в привычном седле — и вдруг
переход в галоп, хоть любовь нелепа,
что сама Россия ещё вокруг,
понимаешь, друг,
на скаку ослепший от курослепа.
3
Н.
Бабочка вырывается
из дому, в стёкла бьётся,
будто грешит и кается,
в руку мне не даётся.
А между тем смеркается.
Жизнь раскатать обратно
что-то не получается.
Но под сурдинку чается:
кратное — многократно.
4
Осенью всё на свете
золото сдул с берёз
малоимущий ветер,
сеятель серых слёз.
Без своего прихода
я человек потерь,
вышедший из народа,
вымершего теперь.
Что это за порода,
не знает и сродник зверь.
5
То обвиснут клочья листвы, то вдруг
затрепещут, всё еще золотые,
будто взятые на испуг
при царе Горохе или Батые.
Вот и ветер в меру своих седин
гонит палый лист вдоль земли — к верховью.
Человек в 60 один на один
остается с шаткой своей любовью.
И куда идти, у кого просить,
сохрани, мол, всё ото всех в секрете:
и паучью нить,
и уменье лишнее — гнезда вить
виртуальные на рассвете.
6
С той поры, как где-то в груди возник
огонёк служения вместо чуши,
стал я верный медиум-проводник,
щелкопёр по жизни, потом старик,
окормитель тех, кто имеет уши.
Передатчик смысла… Видать, дурной —
на его волнах всё ленивей ловят.
Или день сырой?
Или в масть со мной
лишь кленовый меркнущий магендовид?
7
Теперь, когда снег покрыл
рощи и берега,
ветер и сам забыл,
куда он гнал облака.
Когда уже позади
кипеж минувших лет,
редко когда в груди
их нарывает след.
Порча коснулась, да,
слезных пазух всерьёз.
Поровну в сердце льда
осенью и в мороз.
Над снулой рекой
вбихрится диск огня.
И я теперь не такой,
каким ты помнишь меня.
1 ноября 2005.
Port Lligat
А. Пищулину.
Шаткий мольберт с треногою — возле тропы в окне,
с Аппиевой дорогою схожею в пелене.
Уличные бегонии красные, будто яд.
В заводях Каталонии всё ещё яхты спят.
Кремнисто-сланчатых скал твердыни и
иглоукалывающие пинии.
А в солнцепек пованивают отмели с озерцами.
По вечерам позванивают спиннинги бубенцами,
будто в напоминание, что ведь и мы — добыча
будущего, заранее с ним втихаря гранича.
Сонный абрис прибрежной линии
и когтящие грудь эринии.
Зеркало с амальгамою тусклою, как вода.
Там отразился с дамою русскою навсегда
смолоду мачо, в старости шут гороховый,
рыцарь печального образа дон Дали.
И хоть вконец заигрался он с нами, лохами,
умер как человек .
И вздохами
отвечают волны зубцам земли.
Июль 2005.
На маяк
Читать дальше
