См. здесь же: Владимир Личутин, “Грустная сторона славы”; в этой статье есть одно очень странное и неловкое место, цитирую : “Мысли о смерти, не как о вечном забвении, но как о новом необычном состоянии, после которого и придет земная слава, не отпускали Рубцова. Они придавали остроту жизни, были солью и перцем, так необходимыми песенному стиху, повязывали слова музыкой печали, заставляли особенным, болезненным придирчивым взглядом озирать окружающее — от воробья в ветвях краснотала до таинственной ночной звезды, пристанища неведомому народу. Еще лет за семь до смерти уже виделся ему перевоз через реку Лету:
…Бесследно все — и так легко не быть!
При мне иль без меня — что нужды в том?
Все будет то ж — и вьюга та же выть,
И тот же мрак, и та же степь кругом.
Дни сочтены, утрат не перечесть.
Живая жизнь давно уж позади,
Передового нет, и я, как есть,
На роковой стою очереди”.
Хм, не считает же Владимир Личутин, что эти хрестоматийные тютчевские строки 1870 года написал Рубцов?
См. также: Сергей Шаргунов, “Под водой. 35 лет назад умер Николай Рубцов” — “НГ Ex libris”, 2006, № 2, 19 января .
См. также сайт http://www.rubtsov.id.ru
Вячеслав Влащенко. Почему в воровском мире был культ Есенина? — “Нева”, Санкт-Петербург, 2005, № 12 .
“Есенинский плач о себе стал высокой поэзией, потому что это одновременно и плач о каждом живом существе целого мира, о каждом человеке, потому что он сродни материнскому плачу, ибо так оплакивает только мать своего единственного ребенка, ибо, если вспомнить исповедь Мармеладова в романе Достоевского, „так не на земле, а там… о людях тоскуют, плачут, а не укоряют, не укоряют!” <���…> Такой материнский плач о себе слышат читатели во многих стихах Есенина, слышат, видимо, и „блатные” — люди, погубившие свою душу, но сохранившие память о детском рае, детской чистоте и гармонии с миром, о материнской нежности и любви; люди, у которых, как у поэта, „вся в крови душа”; люди „пропащие”, которым „теперь не уйти назад”, каждый из которых мог бы сказать о себе словами поэта: „Я душой стал, как желтый скелет”; люди, у которых, может быть, как у Есенина и Некрасова, место Бога в душе занимает идеализированный образ матери”.
См. также: Юрий Ключников, “Небо поэта. К 80-летию со дня ухода С. А. Есенина” — “День литературы”, 2006, № 1, январь .
Дмитрий Галковский. Святочный рассказ № 4. Невольный перевод с английского. — “День литературы”, 2005, № 12, декабрь .
Я ничего в рассказе не понял. Наверно, это моя проблема.
См. также: Дмитрий Галковский , “Девятнадцатый век. Святочный рассказ № 13” — “Новый мир”, 2004, № 3.
Федор Гиренок. “Где пушки — там философия!” Беседовали Михаил Бойко, Алексей Нилогов. — “Завтра”, 2006, № 2, 11 января.
“Традиционные производители философии — немцы, французы. Но немцы в духовном плане потерпели поражение. До сих пор оправиться не могут. Французы сегодня также проигрывают в конкуренции. Кто усилился? Американцы. Американские философы в интеллектуальном отношении на порядок ниже, но сегодня это мощнейшая страна. Где пушки — там и философия! Теперь они хотят завоевать мир не только пушками, но и философией. Они стараются потеснить традиционных производителей философии. В Америке нет философии, но они будут ее производить. И все будут у них учиться, их будут читать, они заполонят своими книгами весь мир”.
“Закончилась Европа античная, Европа христианская, а сегодня подходит конец Европе вообще. И конец этот глупый”.
“<���…> фашизм был неадекватным ответом на то, что происходило в Европе. Неадекватным, подчеркну. Но это был ответ. Сейчас же у европейцев нет ответа. Они даже не могут сформулировать проблему в правильных терминах”.
“„Россия и Европа” Данилевского должна быть у каждого русского человека! Начиная чуть ли не с первого класса школы. Это абсолютно гениальная вещь. У нас в России было не так много подобных философских гениев, чтобы на них махать рукой”.
“Если мы будем сильны, можно пожертвовать и философией. Философия — дело наживное. Но мы не можем позволить себе быть слабыми. Слабость для России означает небытие”.
Читать дальше