“Ныне пришла пора еще одной части айсберга подняться на поверхность. Это может быть наиболее тайная, наиболее загадочная его часть. Я о поэтах „филологической школы”. В нее входили уже ушедшие Сергей Кулле, Александр Кондратов, Юрий Михайлов, Михаил Красильников, Леонид Виноградов и здравствующие ныне Лев Лосев, Михаил Еремин, Владимир Уфлянд. Они первыми стали восстанавливать прерванные традиции обэриутов и футуристов. Их рискованные хепенинги едва не на четверть века опередили последующие игрища московских концептуалистов. И о них забыли бы, если бы не присутствующие поныне в нашей поэзии Лосев и Еремин, если бы Бродский не назвал Уфлянда в числе своих учителей”. В связи с книгой — “„Филологическая школа”. Тексты. Воспоминания. Библиография” (М., “Летний сад”, 2006).
См. также: Андрей Битов, “О пустом столе” — “Октябрь”, 2005, № 3; “Записки жюриста” — “Октябрь”, 2005, № 6; “ File на грани фола” — “Октябрь”, 2005, № 10 .
См. также: “Разговор с писателем Андреем Битовым” — “Слово/Word”, 2005, № 45 .
См. также: Андрей Битов, “Каменноостровская месса” — “Новый мир”, 2006, № 1.
Владимир Бондаренко. Отвязанная лодка. Остров озарений Ольги Седаковой. — “НГ Ex libris”, 2006, № 1, 12 января.
“В Венеции я полюбил стихи Ольги Седаковой”.
См. также: Ольга Седакова, “Сергей Сергеевич Аверинцев: воспитание разума” — “Континент”, 2005, № 126 .
Андрей Борцов. Русский характер. — “Спецназ России”, 2006, № 1, январь .
“Дело в том, что улыбка в русском общении не является сигналом вежливости. В американском же и европейском поведении улыбка — прежде всего сигнал вежливости, поэтому она обязательна при приветствии и в ходе разговора. <���…> Улыбка у русских — сигнал личного расположения к человеку, выражение симпатии”.
Светлана Васильева. Кони и сказки. — “День и ночь”, Красноярск, 2005, № 11-12 .
“Автор представляет читателю журнала „День и ночь” главу из нового романа „Приключения мадам де Люкс”. Его героиня, библиотекарша Людмила Авзаловна, всерьез начитавшись Литературы, возомнила себя чуть ли не спасителем человечества, защитницей „вдов и сирот”, как когда-то небезызвестный идальго Дон Кихот Ламанчский, — и вот что из этого вышло…”
Катарина Венцль. Московский дневник. — “Зеркало”, Тель-Авив, 2005, № 26 .
1995 год. “На улице к Тер-Оганяну подходят двое — шустрого вида грузин с приятелем. Быстро пройдя мимо милицейских машин, припаркованных около галереи, они отправляются во двор. В кустах между мусорными баками они зажигают косяк. Затянувшись с присвистом, они кашляют и приседают. Докурив, они с блестящими черными глазами вскакивают на ноги и выметаются на улицу. Расходятся так же мгновенно, как и сошлись: на остановке грузины растворяются за проезжающим трамваем. Заторможенный от косяка Тер-Оганян идет с понурой головой, осторожно ставя ноги перед собой. Сосредоточиваясь, он исподлобья посматривает вокруг себя. Девушка, напротив которой он садится в метро, пугливо косится ему на руки”.
Владимир Винников. “Лодка на речной мели…” Почти неюбилейные заметки. — “Завтра”, 2006, № 2, 11 января .
“3 января 2006 года исполнилось 70 лет со дня рождения Николая Михайловича Рубцова. 19 января 2006 года исполнится 35 лет со дня его гибели. То есть в эти самые дни пересекается незримая черта, после которой посмертное бытие поэта с неизбежностью будет становиться все длиннее, чем его земная жизнь, его досмертное бытие. <���…> Ни в коем случае не приравнивая Николая Рубцова к вечным гениям мировой поэзии, тем не менее с полной уверенностью можно сказать, что первое испытание историческим временем его творчество выдержало, что в своем „хронотопе” Рубцов навсегда останется если не первым среди равных, то равным среди первых. <���…> Феномен Рубцова, как в свое время близкий и родственный ему феномен Есенина, выходит за рамки собственно литературы, это общественное, а следовательно — и политическое явление. Но — это определяюще важно — без высочайшей художественной составляющей рубцовского творчества ни о каком общественно-политическом явлении применительно к нему и речи бы идти не могло. В конце концов, многочисленные „рубцовы” из числа отечественных стихотворцев, примерявшие на себя роль „непризнанного и потому пьющего гения”, рубцовских поэтических высот как-то не достигли”.
Читать дальше
