Андрей Колесников. Человек эпохи самиздата. Читать “Звук осторожный и глухой…” на экране букридера или айпада? Увольте… — “Частный корреспондент”, 2011, 24 января .
“Ведь что такое Мандельштам для широких масс десятых годов XXI века, в том числе молодого образованного класса? Это же Публий Овидий Назон, Квинт Гораций Флакк — некто, писавший очень давно, причем на незнакомом языке, о непонятных реалиях. Мандельштам и правда ближе античности, нежели сегодняшнему дню, — до такой степени несовместимы тогдашнее Тенишевское училище и нынешние образовательные стандарты. Наиболее демократически продвинутые еще помянут добрым словом „Мы живем, под собою не чуя страны…”. Но в принципе нет критической массы людей, присутствующих в медиасреде, в том числе с помощью всякой там блогосферы, твитеровщины и фейсбуковщины, которые отметили бы 120-летие поэта, по значению равного Пушкину и Пастернаку, поэта, подозревавшегося в гениальности даже товарищем Сталиным”.
Коржавин live. Наш обозреватель Зоя Ерошок побывала в Америке и провела десять вечеров с поэтом Наумом Коржавиным. — “Новая газета”, 2011, № 2, 14 января; № 5, 21 января; № 9, 28 января .
“И вот декабрь 2010 года, Бостон, и восьмидесятипятилетний Коржавин рассказывает: „Эмиграция — страна графомании. Сюда приезжали, чтобы реализоваться. ‘Нас там не печатали, будем здесь!‘ Обо мне тут одна дама сказала: ‘Ну, вы же — официоз…‘ Из-за того, что я был членом Союза писателей… Хорошая женщина это сказала, кстати”. И — дальше: „Когда приехал в Америку, тут все были ценнее, чем я. Но я ни на секунду не подумал, что они правы, а я нет”. — „А что вам о вас пытались здесь внушить?” Коржавин — четко и быстро: „Что я — говно. Но я был не согласен””.
Сергей Костырко. Пазл. По ходу чтения. Премия Казакова 2010 года: по ходу чтения и послевкусие. Из записей члена жюри. — “Частный корреспондент”, 2011, 24 января .
“Ну и как — я возвращаюсь к тому, с чего начал, — ну и как, с помощью каких критериев сравнивать вот эти рассказы? Какой линейкой мерить их, чтоб выстроились они в единый ряд? Именно поэтому главным итогом премии Казакова я, например, считаю лонг-лист из шестнадцати лучших, по мнению членов жюри и номинаторов премии, рассказов года. Вот эта микроантология как раз и представляет уровень и эстетику современного рассказа. К нему бы я и отослал читателя”.
Леонид Костюков. Гвозди из головы: о шансе и модернизации. — “ПОЛИТ.РУ”, 2011, 24 января .
“Да, есть что-то летучее, что объединяет меня с некоторыми соотечественниками, — понимание с полувзгляда или с полушутки. Но из этого эфира не проступает ни общая идея, ни общая судьба”.
“Есть общинная иллюзия — что мы либо всем миром спасемся, либо всем миром погибнем. В нашей стране эта иллюзия как-то увязывалась с христианством, потом — с большевизмом, потом — то ли опять с христианством, то ли с общей собственностью на нефть, то ли ни с чем конкретно. Тема немного нервная и болезненная, но как-то хочется с ней разобраться”.
“Если не бояться пафоса и понимать спасение во всей его полноте, то Иисус Христос высказался на этот счет исчерпывающе внятно. Это строго индивидуальное дело, и нет ни общей семейной судьбы, ни национальной, ни государственной, ни даже монастырской. Возвращаясь же на землю и ограничиваясь видимой частью спектра, давайте признаем, что общая судьба страны и народа — это только катастрофа. Понятно, что справедливая война против заклятого врага — катастрофа, но и такое вроде бы позитивное начинание, как построение светлого завтра, довольно быстро оборачивается трагедией. Очевидно, что здесь краеугольный вопрос: а можно мне не участвовать в вашем общем деле, если не хочется? Если да, как-то рассыпается общее дело. Если нет, пахнет кровью”.
Сергей Куняев. На встречном движении. Беседу вели Марина Ляшова и Оксана Рогоза. — “День литературы”, 2011, № 1, январь .
“— Вы можете сейчас высказать свою точку зрения по одной из самых обсуждаемых тем последних лет — нетрадиционной ориентации Николая Клюева?
— Я не хотел бы сейчас говорить на эту тему по одной простой причине: все здесь на самом деле сложнее и драматичнее, потому что Клюев был человеком очень закрытым, очень, скажем так, бережливым в отношении многих вещей. Бывали случаи, когда он какое-либо шокирующее свойство своей натуры демонстративно выставлял на поверхность, чтобы скрыть гораздо более потаенное и глубокое. Я касаюсь в своей книге этого момента, но не так, как его касались до сих пор. Я считаю, это была глубокая личная трагедия и, грубо говоря, прикосновение к некоему порогу ада. В отличие от окружающей его публики так называемого серебряного века он прекрасно осознавал, предугадывал последствия подобного образа жизни для себя”.
Читать дальше
