Нил Шустерман - Громила

…и это означает, что вот теперь мы окончательно и несомненно забрали всю свою боль обратно.

В ту ночь у бассейна мы вернули Брю в наш мир только наполовину; чтобы он завершил свой путь домой, нужно было что-то ещё. И вот теперь мы получили назад всё, что принадлежит нам по праву — потому что свою боль каждый должен нести сам; и как бы тяжела ни была такая ноша, она прекрасна, потому что…

…это не телефон там звонит?

Да не один, а все разом: домашний здесь, на кухне, мобильник Бронте в её комнате, мамин в её сумочке… Словом, все в мире телефоны затрезвонили в эту самую минуту. Однако моё внимание в особенности привлекает один из звонков.

В ящике кухонного стола, где мы храним всякий ни на что не годный хлам, который, однако, жалко выбросить, лежит мой мобильник-водоплаватель — я пока не успел подыскать ему замену. Он не работал с того самого дня, как совершил вместе со мной путешествие ко дну бассейна; и всё же я открываю ящик — и вот он, во всей красе: играет знакомый рингтон, подмигивает кнопка вызова — такая же волшебная и невозможно яркая, как светлячок в ночи.

Бронте тоже поражена; она смотрит на телефон с тем же трепетом, что и я, и с некоторой долей страха — оттого, что есть на свете вещи, о которых ты просто знаешь . Это уже даже и не интуиция, а что-то совсем сверхъестественное: ты просто знаешь, что в судьбе наступил поворот.

— Возьми телефон, — шепчет она.

Но я улыбаюсь и протягиваю трубку ей:

— Думаю, это тебе.

Она подносит телефон к уху, и мы оба застываем в ожидании и предвкушении. Изумительно, до чего быстро всё произошло после того, как родители сообщили нам своё известие! Я всегда был человеком рассудочным, верил лишь в то, что мог увидеть и пощупать; но теперь я твёрдо знаю: в мире есть место чудесам. Может, не тем, которых мы ожидаем, но всё равно это чудеса. Они случаются каждый день, мы просто должны научиться их видеть.

— Алло? — говорит Бронте в телефон, который по идее не должен работать — и из улыбки, расцветшей на её лице, из внезапной радости в её глазах я узнаю всё, что мне нужно. Да, сегодня день печали, но это также и день ликования!

Так открой глаза, Брю. Открой глаза и поговори с нами. Мы не отдадим свою боль тебе, но я обещаю делиться с тобой счастьем. Поговори с нами Брю… потому что мы, наконец, готовы услышать твой зов.

Я видел лучшие умы моего поколения разрушенные безумием, умирающие от голода истерически обнажённые,

волочащие свои тела по улицам чёрным кварталов ищущие болезненную дозу на рассвете,

ангелоголовые хиппи сгорающие для древнего божественного совокупления со звёздным динамо в механизмах ночи,

кто беден и одет в лохмотья со впалыми глазами бодрствовал курил в призрачной темноте холодноводных квартир плывущих по небу через городские купола в созерцании живой энергии джаза,

кто распахнул свой разум для Рая под Луной и видел мусульманских ангелов колеблющимися на светящейся крыше обители,

кто прошёл свои университеты с дерзким сиянием в глазах галлюцинируя о трагедии Арканзаса и знаменитости Блейка среди знатоков войны,

кто был изгнан из академий за безумие и начертание грязных од в глазницах черепа,

кто трясся в страхе в неприбранных комнатах в нижнем белье сжигая деньги в корзинах для мусора прислушиваясь к Ужасам за стеной,

кто был схвачен в лобковых джунглях возвращаясь из Ларедо с взрывной эйфорией травки для Нью-Йорка,

кто пожирал огонь в пьяных отелях Парадайз Аллей или пил скипидар в переулках рая, или истязали свои тела ночь за ночью,

с мечтами, с наркотиками, с ночными кошмарами, алкоголем и членом и бесконечными совокуплениями,

несравнимые слепые улицы дрожащих облаков и молний скачущие к полюсам Канады и Патерсона освещая неподвижный мир времени лежащий меж ними,

пейотовая надёжность залов кладбищенские рассветы зелёных деревьев на заднем дворе, винное опьянение над крышами, витрины магазинов Нью-Йорка последний приход джанки мигающий неон габаритных огней, солнце и Луна и дрожь деревьев в ревущие зимние сумерки Бруклина, пепельная напыщенность и податливое восприятие королевского ума,

кто приковал себя к подземке для вечного пути от Бэтери к святому Бронксу на бензендрине пока шум колёс не свалили их дрожащих с разорванными ртами и разбитых в унынии прилежного ученика высушенном блеском в сумрачном сиянии Хаоса,