Юрий Коротков - Подвиг

— Ну почему ты всю жизнь надо мной издеваешься? — в отчаянии развел руками Игорь. — Нравится меня мучить? Да?.. Знаешь что! Или мы сегодня встретимся, или я из окна брошусь! — он решительно принялся открывать окно.

— Вазу убери, — спокойно сказала Соня.

— Что?

— Вазу не разбей. Мамина любимая.

Игорь переставил вазу с окна на стол, залез на подоконник и рискованно завис над грохочущим проспектом.

— Считаю до трех! Раз… Ты хоть в больницу ко мне придешь?

— Конечно. Тебе яблок принести или апельсинов?

— Два…

— Это восьмой этаж, дурак!

— Два с половиной…

— Ладно, слезай, — засмеялась Соня. — Можешь один раз поцеловать меня на прощанье…

Они долго целовались в машине около Сониного института. Наконец Соня отвела губы.

— Все… Опоздаю…

— Слушай, — сказал Игорь. — Выходи за меня замуж.

Соня отстранилась от него.

— Давай договоримся, — неожиданно резко ответила она. — Если ты еще раз заговоришь об этом, мы поссоримся. Всерьез и надолго.

— Почему?

— А ты не понимаешь?

— Нет.

Соня вздохнула, повернула к себе зеркало, поправила волосы и вышла из машины.

— Да потому что никуда я не денусь, — без улыбки сказала она. — Только не сейчас… — Она захлопнула дверцу и пошла к институту.

Мишка в очках, тельняшке и промасленном комбинезоне стоял у карусельного станка. Резец с пронзительным визгом вгрызался в огромную болванку, толстая стружка скручивалась в пружину.

Подошел парень в такой же тельняшке под спецовкой, крикнул на ухо:

— Обедать пойдешь?

Мишка кивнул, не оборачиваясь.

— В столовку?

Мишка снова кивнул, подхватил крючком забившуюся под резец стружку.

— Подойди в пельменную. Там, на углу!

— Зачем?

— Интересуются тобой!

— Кто? — Мишка наконец оглянулся, но парень уже отошел.

Мишка стоял в полупустой пельменной за высоким столом, поглядывая на компанию хиппарей в углу. У стоящей спиной к нему девки бегала по плечам белая крыса, то скрываясь под распущенными волосами, то показывая острую морду.

Вошли двое крепких парней, один заговорил с барменом, другой, в джинсовой кепке, взял порцию и будто бы случайно остановился у Мишкиного стола.

— А-а, браток! — кивнул он. — Куда ни глянь — везде наши, — указал он на Мишкин тельник в вороте рубашки. — Не занято?.. Какому богу служил?

— Десант.

— Нормальный ход. А то шушера всякая оборзела, обслуга штабная: два года в Кабуле просидели, из-за колючки носа не высунули, а теперь в камуфляже гуляют, при всем параде…

Он болтал, внимательно прощупывая Мишку острыми глазами из-за расплющенной переносицы.

— Где служил, браток?

— В Кандагаре.

— Вадик! — окликнул парень бармена. Тот подошел. — Ты вроде тоже в Кандагаре служил?

— Земляк? — обрадовался бармен, пожимая Мишке руку. — Из какой части?

— Шестнадцать сорок семь. Штурмовая бригада.

— Ну? Соседи почти… Погоди, это у вас, что ли, хохол-то этот воевал… как его?.. Да знаешь! Его весь Кандагар знал… Во шутник был! — обернулся он к остроглазому. — Раз под Новый год начальство к ним приезжает из Москвы — генералы, журналисты, а у этого хохла в землянке елка стоит — ну, не елка, саксаул какой-то, — а на нем вместо игрушек уши висят, а наверху вместо звезды голова в чалме! — он захохотал. — Да как же его звали-то?.. — он глянул на спокойно жующего Мишку. — Смешная такая фамилия… Все его знали…

— Валяйбаба, — сказал Мишка. — Это не у нас, это в спецназе… Убили его. Со спины ремней нарезали и на них повесили…

— Точно, Валяйбаба! Жалко парня, — огорчился бармен. — А еще случай с ним был — мы ржали, помню…

— Ты иди пока, — оборвал остроглазый. — Как живешь? — спросил он, когда бармен отошел.

— Нормально.

— А Толик — с тобой работает — говорил, что небогато. Ребенок. Отец при смерти.

— А ты что, подаешь по доброте? — насмешливо спросил Мишка.

— Зачем? Заработаем. Зря, что ли, нас родная страна два года учила?

— Это как? Грабить, что ли?

— Зачем? Сами отдадут. — Он придвинулся ближе и быстро заговорил, недобро щурясь: — Пока мы там кровью харкали и наших ребят в гробы по кускам собирали — тут всякая шушера, цеховики, фарца, валютчики большие бабки делали, сидели в кабаках и трахали наших девок. Хорошо ли это? Пусть поделятся. Это не грабеж, это передел по справедливости. А в милицию никто из них не рыпнется, потому что деньги темные… А эти, там, — кивнул он наверх, — еще не понимают, кого они вырастили себе на голову. Нас триста тысяч афганцев! Скоро тут наша власть будет. Тогда и до этих доберемся!.. Я тебя не тороплю. Надумаешь — найдешь через Толика. Меня зовут Конструктор… Не тот, который чертежи на бумажке чертит, — усмехнулся он, — а тот, что детишки по частям складывают, — он приподнял кепку — через голый череп от лба к затылку тянулся жуткий толстый шрам. — Бывай, браток!