Екатерина Мурашова - Одно чудо на всю жизнь

— А причём тут спутники-шпионы и твой отец?

— Да чтоб я сам понимал! Но времени-то, понимаешь, времени совсем нет! Надо прямо сейчас что-то решать. Я так думаю, что надо бы на этот сто восемьдесят девятый километр всё-таки съездить, но только вот машин у нас, сама знаешь…

— Машину я, пожалуй, достать могу, развалюху, конечно, но как-то, Витя, всё это… несерьёзно, что ли? И почему тут кругом одни дети? Ты это понимаешь? Пока выходит, что единственный известный взрослый в этом деле — твой отец. Сколько ему лет, кстати?

— Да восемьдесят пять стукнуло. Не трави, Марфа, душу — и так крыша едет. Можешь, говоришь, машину достать? Давай, доставай, поедем сами. Чтоб потом не смеялись. Подъезжай ко мне, а я пока всё же осторожненько нашим местным гэбэшникам звякну, провентилирую вопрос со спутниками…

— Здравия желаю! И вам того же! Майор Воронцов из Северного округа беспокоит. Что? Всегда к услугам органов. Так точно — Виктор Трофимович. Трофим Игнатьевич Воронцов — мой отец. Давно на пенсии. Вы сами только что собирались мне звонить? А в чём дело? Электронное письмо из вашего главка? По поводу моего отца? Что за бред? Благодарность? За что? Читайте, конечно! Слушаю внимательно.

«Капитану Воронцову Трофиму Игнатьевичу объявить благодарность за проявленную бдительность в деле обнаружения и поимки иностранного спутника-шпиона и его экипажа. Полковник Иванов Сергей Петрович».

— Мужики, это что, хохма такая? Из современной жизни? Действительно в главке есть Иванов Сергей Петрович? Серьёзный мужик? Что? Приписка? Передать благодарность отцу?.. Да, передам… Конечно… Передам…

Виктор Трофимович положил трубку, ладонью вытер пот со лба и уставился прямо перед собой. Ни одной мысли в его голове не было.

Валька лежал на железной кровати лицом к стене и тихо выл. Дрова в печке давно прогорели, комната выстудилась. На другой кровати стонал и метался в лихорадочном сне Вонючка. Сёмка подошёл к кровати, тряхнул идиота за толстое плечо:

— Валька! Где Ёська? Где Вилли? Где Герасим? Ответь! Перестань выть, Валька, а то по уху дам! Ответь! Куда все подевались?

— Ёська убег! И Герасим убег! И Вилли тоже! — пуще прежнего заплакал Валька. По уже просохшим грязным дорожкам на толстых щеках побежали свежие крупные капли. — Все Вальку бросили. И ты, Сёмка, бросишь… У-у-у!

— Брошу, — с некоторым чувством вины согласился Сёмка. Куда потащился Герасим — непонятно. Но вот куда убегли Ёська с Вилли — в этом у него сомнения не было. — Зато потом приду и булки принесу. Ты сейчас сиди тихо, я вот дров в печку подложу, тепло станет. Но ты всё равно одеялом накройся и спи. Так время быстрее пройдёт. А потом я приду, и Ёська, и другие. Ты только не выходи никуда, потому что там волки злые, они тебя загрызть могут…

— Я бою-усь!

— Не бойся, сюда они не придут. Я дверь крепко закрою. А ты тихо сиди. Никто не услышит и не придёт. Если Вонючка пить попросит, ты ему дай. Понял? А я сейчас быстро побегу и Ёську и Вилли отыщу…

Позёмка волнами летела меж двух невысоких холмов, словно кто-то огромным веником подметал раскинувшееся за холмами поле. Низкие, полузанесённые снегом кусты чернели забытой в ложбинках грязью. Снежный веник упрямо хлестал их голые верхушки, но кусты не хотели выметаться, жались к земле и чуть слышно скрипели промёрзшими ветвями.

Школьники тоже жались друг к другу, толпились пёстрой кучкой, разом позабыв все наказы и разработанные математическими гениями алгоритмы. Видно было, что их намного меньше, чем собравшейся поодаль шпаны.

Зато школьники не мёрзли, потому что одежда их была добротной и дорогой. Шпана же мёрзла, переступала с ноги на ногу, пряталась в воротники и капюшоны, ёжилась под холодным ветром. У многих из них не было ни варежек, ни шапок.

— Где девочка Аи? — крикнул, выступив вперёд, Косой. Разговаривать на крик было неудобно, саднило горло, но сближаться дальше обе группы не решались, опасаясь, что после этого никакого разговора не будет вообще…

— Она здесь, неподалёку, — крикнул в ответ Баобаб. — А где Марина? И брат Аи?

— Марина здесь, — Косой обернулся, указал пальцем на маленькую фигурку, молча застывшую между двумя рослыми пацанами. — Пусть Аи идёт сюда, мы вашу отпустим, как договаривались.