Екатерина Мурашова - Одно чудо на всю жизнь

— Герасим?! — ахает остроглазый Костик.

«Вот и немой заговорил, — равнодушно думает Генка. — Настало, знать, время».

— Оська, Илли — там! — машет рукой Герасим, указывая на вершину холма. Все заворожённо смотрят в ту сторону. Генка морщится, как от сильной боли. Он уже всё понял. На вершине появляются две темные фигурки. Тоненькая поддерживает грузную, неловкую.

— Ёська, зачем?! Сёмка — убью! — шепчут посеревшие Генкины губы. — Он же сейчас уйдёт…

Мальчики подходят вплотную к своей группе. Ёська задыхается, выпучивает глаза, дышит тяжело, со свистом и бульканьем. Вилли, как всегда невозмутимый, с каким-то нелепым саквояжиком в руках, шагает вперёд, так, чтобы все могли его видеть.

— Вот Вилли, — глухо говорит Генка. Кричать уже нет смысла — слышно и так. — Он же Уи. Смотрите. Где девочка? Пусть она брата опознает, а он — её.

— Лис, учти, и ты, Вилли, учти тоже — мы его к ним не отпустим, — говорит Буряк, угрожающе пошевеливая широкими плечами. — Он нам по жизни… И ты, Лис, говорил… Мочалки пускай там, а Вилли у нас останется… А если он — туда, так мочалке лучше и на свет не рождаться, так и знай… И ты, Лис, нам тогда не указ…

— Генка, пусть девочку отпустят, к своим… — Ёська умоляюще складывает перед грудью пухлые, помороженные в пути руки.

— Нет! — резко возражает Косой. — Зачем ты его сюда притащил? Теперь девчонку отпустим, только если будем знать наверняка, что он к ним не уйдёт…

— Как же ты наверняка узнаешь? — резонно спрашивает Генка.

— А вот сестра его будет у нас — тогда, — вполне миролюбиво объясняет Косой. — Куда он от неё денется-то? Эй, вы! — кричит он в сторону школьников. — Вилли — вот он! Где же девчонка-то? Хватит резину тянуть, давайте меняться!

Вилли делает ещё пару шагов вперёд, стоит почти вплотную к школьникам.

— Аи у вас? — спрашивает он Витька. — С ней всё в порядке?

— Да, в порядке, наверное… — неуверенно отвечает Витёк. Всё происходящее кажется ему дурным затянувшимся сном.

Позёмка усиливается и продолжает заносить ложбину между холмами. Капризка, лёжа в кустах и стуча зубами от холода, сжимает обеими руками почти антикварное ружьё и боится, что не сможет как следует прицелиться. Тадеуш накрывает её своей курткой и растирает худенькие напряжённые плечи.

— Я не хочу стрелять, — едва слышно шепчет она. — Я никогда не хотела…

— Зачем же училась? — тихонько спрашивает Тадеуш, чтобы хоть что-то сказать.

— От страха. Я боюсь. Никого нет. Мама всегда говорила: не на кого рассчитывать. Я решила: буду рассчитывать на себя. Страшно… Вдруг я промахнусь и кого-нибудь убью…

Тадеуш протягивает руку и согнутым пальцем молча утирает холодные слёзы с Капризкиных глаз.

— А я — что? — хрипло говорит Верка. — Меня нету, что ли? Ты ж мне сестра. Я за тебя…

В полусотне километров ближе к Петербургу почти бесшумно мчатся по шоссе два темных джипа.

А в паре километров ближе к Озерску, на том же шоссе шофёр Саша вместе с молодым милиционером Андрюшей пытаются ручкой завести старенький, безнадёжно заглохший милицейский «козёл». Марфа Петровна и Виктор Трофимович, не стесняясь друг друга, во весь голос матерятся в кабине.

— Ты, Марфа, оставайся здесь, — наконец решает Виктор Трофимович. — Попробуйте завестись. Получится — подъезжайте. А мы с Андреем через холмы рванём, напрямки. Здесь близко совсем, буквально два шага… Пошли, Андрюша.

Вдоль кромки леса медленно, но неуклонно движется вперёд лыжник. Заячья шапка съехала на сторону, но лыжник не поправляет её, боясь потерять равновесие. Главное — это ритм, — вспоминает он, под ритм идти легче. Ритм — это песня. Лыжник вспоминает давно прошедшие времена и начинает сначала тихо, себе под нос, потом всё громче декламировать слова песни. Шаги и дыхание не сразу, но подстраиваются под вновь обретённый ритм, становятся увереннее, ровнее: «Последний раз. Сойдёмся завтра. В рукопашной. Последний раз. России сможем. Послужить. А за неё и помирать. Совсем не страшно. Хоть каждый все-таки. Надеется дожить…» [85] «Последний раз сойдёмся завтра в рукопашной» — песня «Последний бой» на слова и музыку Михаила Ножкина (род. 1937) из фильма «Последний штурм» (1971) киноэпопеи Юрия Озерова (1921–2001) «Освобождение» (1969–1972, Мосфильм).

— Так я не понял, — говорит Баобаб, обращаясь к Вилли. — Они тебя что, насильно держат?

— Нет, так сказать нельзя, — улыбается Вилли. — Не беспокойся обо мне. Я сам так решил. Но они, может быть, думают иначе.