Екатерина Мурашова - Одно чудо на всю жизнь

— Так девочка-то ещё неизвестно где была…

— Знаешь, не верю я в такие совпадения… Кто там был-то? Линейные? Набери-ка мне номер, я их поспрашаю. Должен же я по эпизоду реагировать, предупреждать рецидивы… Але! Здравия желаю! Капитан Воронцов из Северного округа. У меня тут вопросики имеются… Записываю номер. Але!.. Ага, ага! Здравствуй, лейтенант. Ребятишек в электричке ты вчера разнимал? Вот, вот. По всему выходит — мои ребятишки… Да понял, что не заметил… Ты мне вот что скажи: чего эти, питерские, там делали? Что говорили? Что?! На лыжах катались?.. Лейтенант, а у них лыжи были? Так. Та-ак. Ясненько-колбасненько. Спасибо, лейтенант… И тебе тоже.

Виктор Трофимович постучал карандашом по столу, встретил вопросительный Андрюшин взгляд:

— Что-то тут нечисто, Андрюша. Чутьё старого мента подсказывает. И девочка с икрой где-то здесь была, и эти… В общем, если из этой школы ещё кто-то засветится, дай мне знать…

— Хорошо, Виктор Трофимович, обязательно дам знать. Вы что думаете, наркотики? Так дети ж совсем…

— Ничего я пока не думаю. А только нечего им здесь осенью по вечерам-ночам делать. И про лыжи врут явно, даже не стараясь. Надо поглядеть — вот что я думаю.

— Хорошо, Виктор Трофимович, поглядим. Пойдёмте сейчас, люди уже собрались.

В коридоре, раздвигая беседовавших участковых, к Виктору Трофимовичу рванулся огромный мужик с татуировками на обоих кулаках:

— Виктор Трофимович!

— Вам чего? — удивился Виктор Трофимович. Мужик был колоритен, но не припоминался. Могучие кулаки с восходящими солнцами были похожи на две пачки давно канувших в Лету [58] Кануть в Лету — бесследно исчезнуть из памяти людей. Лета — река забвения в древнегреческой мифологии. папирос «Север» (их пятьдесят лет подряд курил Трофим Игнатьевич, и сыну они, естественно, запомнились).

— Кононов я, Алексей Геннадьевич. Мне характеристику надо, для работы, по месту приписки. Участковый сказал: у вас!

— А, да! — Виктор Трофимович вернулся в кабинет и тут же болезненно сморщился. Поднял с листка-характеристики огрызок пирожка и долго смотрел на большое масляное пятно, под которым синие буквы стали блекло-голубыми. — Ёшкин кот! — наконец выругался он и с виноватым видом шагнул в коридор навстречу могучему Кононову, который уже протягивал за характеристикой клешнястую руку…

— Слушай, а зачем ты ему про сопли-то сказал? Он же сразу на это… ну, взвился? — Никит а явно чувствовал себя за что-то виноватым и хотел оправдаться. Способ, которым он оправдывался, выбирают при случае куда больше половины людей — доказать, что виноват кто-то другой.

— Точно, с соплями — это здорово! — неожиданно вступила Капризка. — Я тоже от тебя не ожидала. Не думала, что ты такой… крутой…

— Я — крутой?! — Витёк весело рассмеялся и тут же поморщился, потому что на губе разошлась едва поджившая болячка. — Да никакой я не крутой. Я этих… здорово испугался. Просто оно как-то само получилось. Я и не знаю — почему.

— Я знаю, — вдруг заявила Маринка. — Это парадоксальная реакция на страх. Меня родители к психологу водили, что я сплю со светом, одна не остаюсь и всё такое. Ну, мать до кучи стала жаловаться, что они меня воспитывают, а я им назло делаю и грублю, как будто нарочно напрашиваюсь, чтоб меня наказали. Вот психолог и сказал, что это они слишком на меня давят, а у меня — парадоксальная реакция. Парадоксальная — это вроде наоборот. Ещё он про крысу говорил, что если её собака в угол загонит, то она поворачивается и сама бросается на собаку, хотя та её в двадцать раз больше. Вот и Витёк от страха бросился.

— Ну, Маринка, спасибо за крысу! — фыркнул Витёк, но смеяться не стал, а лишь осторожно улыбнулся краешком губ.

— А чего, может быть и так, — Никит у , по-видимому, объяснение Маринки вполне удовлетворило. — Только что мы теперь делать-то будем? Эти типы, похоже, действительно в электричках промышляют. «Наше место» — так они говорили? Значит, встретиться с ними ещё раз — запросто. А они уж нас запомнили, я думаю…

— Можно садиться рядом с кнопкой и, как увидим, сразу милицию вызывать, — предложила Маринка.