Тони Парсонс - Stories, или Истории, которые мы можем рассказать

И потащили прочь.

— Мисти! — кричал он, упираясь. — Мисти!

Но Мисти не было, только незнакомые ему люди, которые выглядывали из номеров в щелку, не рискуя снять дверную цепочку.

Охранники проволокли Терри по лестнице, через холл, где туристы-полуночники таращились на него так, словно он был каким-нибудь маньяком, и он почувствовал, как дух борьбы покидает его. И услышал, как смеются над ним охранники.

Затем его вышвырнули через стеклянные двери на улицу, на асфальт, а он снова выкрикнул ее имя, в последний раз, глядя на гостиницу, возвышающуюся перед ним, сканируя взглядом окна, ища свою Мисти. Но все, что он видел в окнах, — это мрак и редкие тени. Это мог быть кто угодно.

Терри медленно поднялся, осознавая, что он не Брюс Ли, что он слаб, что он потерял ее на первом же препятствии, осознавая, что девушку, которую он любил, сейчас трахает кто-то другой. Вдали отбивали полночь церковные колокола.

Капли дождя падали ему на лицо, осознание потери придавило к земле, как тяжелая ноша. Он никогда не испытывал ничего подобного. Его никто прежде так не унижал. Все это страдание, ревность и ярость, весь этот мрак, все было связано с одной-единственной девятнадцатилетней девочкой.

Он выкрикнул ее имя в последний раз, зная, что это бессмысленно. И этот крик прозвучал как вопль страдания. Песнь любви Терри Уорбойза.

Терри стоял у входа в гостиницу и мучился от невыносимой, душащей боли, когда они вышли из-за угла. И у него застыла в жилах кровь.

Теды.

Целая шеренга ужасающих силуэтов, которые невозможно было спутать ни с чем, — акулье оперение грязных челок, неестественно вытянутые в пальто из драпа торсы, худые ноги и гигантские ступни в прорезиненных кедах. А во главе двигался монстрообразный силуэт Титча, игрушка Франкенштейна, его конечности — такие громадные, что, казалось, ходьба стоила ему нечеловеческих усилий.

Казалось, что все их племя собралось вместе — три поколения, от прыщавых бледнолицых тинейджеров до пугающих сорокалетних мужиков, за плечами у которых была четверть века физического труда, и до дедов, старейшин племени, этих безжалостных старых львов с выпавшими зубами, редеющими челками и проблесками седины в набриолиненных вихрах.

Терри стоял, готовясь к встрече с судьбой, не в состоянии бежать, не в состоянии бороться. Он знал, что делать что-либо бесполезно. Он просто смирился с тем, что его изобьют до потери сознания, и с тем, что Мисти была в чьей-то постели.

А затем случилось нечто из ряда вон выходящее.

Теды прошли мимо, они просто прошли мимо, по обе стороны от Терри, словно косяки плотоядных рыб, у которых не было аппетита. Титч прошел так близко от Терри, что он ощутил запах его одеколона вперемешку с ароматами табака и коричневого эля.

Но они его не тронули.

Они даже не взглянули на него.

Они подарили ему жизнь.

Когда Теды прошли мимо, единственными звуками, которые слышал Терри, была барабанная дробь собственного сердца, мягкая поступь резиновых подошв по мокрому асфальту, приглушенные всхлипы и горькие рыдания. Племя оплакивало своего короля.

Терри все еще стоял посреди Оксфорд-стрит, когда увидел, как прямо на него на большой скорости движется «форд англия».

Автомобиль мигал фарами, водитель жал на гудок. Терри снял с себя свой мохеровый пиджак и встряхнул им, как тореадор красной тряпкой. Хемингуэй, подумал он. «Смерть в полдень». Ей будет не хватать меня.

Терри уже мог различить лицо водителя, перекошенное гневом и паникой, девушку рядом с ним, ну или женщину, с длинными волосами, приподнятыми у корней. Натуральный типаж хиппи — таких видишь по десять миллионов раз на дню. Она заслонила лицо ладонями. Визжала, похоже.

— Ну давай.

Терри взмахнул пиджаком. «Англия» была в метре от него. Он задержал дыхание.

Автомобиль резко повернул, чиркнул боком о бордюр тротуара и промчался мимо вспышкой металлического скрежета и зеленой краски. Боковое зеркало зацепило пиджак и выхватило его у Терри из рук. Через десяток метров пиджак соскользнул на землю, и Терри пошел за ним. Водитель громко матерился, но так и не притормозил. Они явно приняли его за шизофреника.

Терри подошел к пиджаку, лежавшему в пыли, но не стал подбирать его, а уставился, в окна дорогого заведения напротив. Похоже, все были в туфлях новомодного цвета, о котором Терри еще толком и не слышал — кроваво-пурпурного. Его еще называли баклажанным. «Весь диапазон баклажанных оттенков теперь у нас в магазине». Терри разочарованно покачал головой. Он переставал что-либо понимать в этой жизни. Кругом появлялось все больше и больше барахла, в котором он совершенно не разбирался. Терри подумал: а что же будет со мной? Кто меня полюбит? Размахнулся и изо всех сил врезал кулаком в стекло. И еще раз.