— Слышали, как хрустят рисовые хлопья? Точно так же трещат ваши фасции, — Шарон всегда заговаривает о моих фасциях. Она жалеет их. Она думает — если бы только люди, особенно влиятельные, «прислушивались к собственному телу», то прекратились бы все войны и уменьшилось загрязнение — и я тоже в это верю, находясь в ее масляных руках. Вообразите себе физиономии окружающих, если ответ и впрямь окажется таким простым. Может быть…
Я говорю «до встречи» — не хочу ее смущать. Разумеется, я ухожу. Я ведь в аэропорту.
Подхожу к столу в «Компас клаб» и прошу женщину, которая замещает Линду, передать ей записку, написанную во время рейса. Ничего особенного. «Не сердись, хорошо? Прости за вчерашний вечер. У меня дела. Скажи мальчикам, чтобы ожидали подарков на день рождения. И — да, из тебя получится потрясающая медсестра, так что не бросай задуманное».
— Вы Райан? — спрашивает женщина. — Тот, о котором она все время твердит? Вы полностью подходите под описание. Значит, вы Райан.
— Опишите-ка меня.
— Волосы средней длины. Большой словарный запас. Голос ровный, но приятный.
— Ну и как же вы смогли меня узнать?
— «Грейт Уэст» поместила вашу фотографию в информационном листке для сотрудников. Мы в курсе ваших успехов. Вы будете десятым.
Я смущен.
— Значит, все знают меня в лицо? По всей стране? Надеюсь, обо мне написано в позитивном тоне?
— В высшей степени. — Она проводит пальцем по шее.
— Правда? Вы не шутите?
— Приказ сверху, — отвечает женщина. — Обращаться с этим человеком как с принцем. Не дословно, но такова суть.
— Продолжайте.
— Вы не заметили, что все вам улыбаются? Что соратники одобрительно смотрят на вас?
Я качаю головой.
— Там говорится, что я — ваш соратник? У вас есть этот листок?
— А вы правда не заметили? Вы — наш Самый Желанный Клиент.
— Все это очень… странно. Морс велел меня ублажать? Будущий государственный уполномоченный по бейсболу велел меня ублажать? Вместо того, чтобы дать мне по шее?
— С бейсболом не выгорело. Говорят, Морс страшно расстроен. Вчера он выступал на Национальном молитвенном завтраке и, говорят, расплакался. На минуту перестал владеть собой. Цена на акции прекратила расти, «Дезерт эр» сделала большую скидку на билеты и начала новую рекламную кампанию «Летаем вместе» — наш профсоюз утверждает, что через полтора месяца Морсу конец. Может быть, даже раньше — после вчерашнего…
— Это проверенная информация сверху? Или кухонные сплетни?
— Таковы новости профсоюза. Поверьте, мы по нему скучать не станем. Он — само вероломство. Уступает чуть-чуть, потом все забирает обратно, а потом дает снова, с таким видом, как будто он — Санта-Клаус или мифический богатый дядюшка. Он-то переживет. Кинут ему миллион, и он заживет припеваючи.
— Нет. По крайней мере, так не кажется, — возражаю я.
— Все равно.
— Морса ждут тяжелые времена, если это правда. Можно ли связаться с ним напрямую? Как узнать его номер? Тот, по которому он ответит.
— Молитесь. Да бросьте, вы его тоже терпеть не можете. Все пассажиры ненавидят Морса. Он погубил нашу фирму.
— Но вы продолжаете здесь работать.
— А вы продолжаете покупать билеты.
— Уламывайте тех, кому повезло. Это сплошной континуум. И вам тоже не выскочить из круга.
— Я передам Линде записку. Человек-словарь.
Надеюсь, прежде чем влипнуть обратно в свою игрушку, Пинтер успел добежать до телефона, чтобы организовать ковровую дорожку на посадочной полосе к моему прибытию в Омаху. Ну или хотя бы водителя, встречающего меня на выходе с табличкой, на которой кособокими прописными буквами значится мое имя — почти без грамматических ошибок. Это добавило бы пикантности моему прибытию. Сделало бы его похожим на настоящее прибытие, а не на очередной шаг к следующему отъезду.
Я выбираю напиток, и — да, правда, улыбка стюардессы кажется чуть шире, нежели вымеренная до миллиметра лицевая парабола, предписанная уставом «Грейт Уэст». Стюардесса — не свободный человек, как вы или я, если ее поведение отклоняется от нормы, то это неспроста. Федеральные законы управляют ее жизнью: определяют продолжительность смены и часы отдыха, допустимое потребление алкоголя и медицинских препаратов. Все остальное записано в ее контракте с авиалиниями. Даже длина шнурков оптимизирована — две петли, не больше. Правда, обуви на шнуровке она не носит, это запрещено. Вдруг споткнется о шнурок, помогая какому-нибудь достопочтенному менеджеру по продажам выбираться через аварийный выход?
Читать дальше