Уолтер Керн - Мне бы в небо

Случай — непредсказуемый создатель связей. То и дело он сводит меня с женщиной, к которой я не посмел бы приблизиться самостоятельно. С другой стороны, порой он преподносит мне очередную Уэнди, внешне вполне подходящую, но с изъяном. А два-три раза, боюсь, судьба столкнула меня с самим совершенством.

— Когда ты будешь в Сиэтле? — спрашивает Кара.

— В среду.

— Поздно?

— Во второй половине дня. Но, возможно, вместо этого мне придется отправиться в Аризону.

— Вот тебе инструкции, слушай. Отправишься прямо в магазин на Пайк-стрит, он закрывается в шесть, и закажешь двенадцать фунтов королевского лосося, средней копчености. Вечером пришли его маме, только сначала проверь. Мясо должно быть красным и упругим.

— А по телефону заказать нельзя?

— Нужно посмотреть лично. Проверь, чтобы рыба была хорошая.

— До выходных она точно не дотянет.

— Лосось копченый, так что все в порядке. И не подведи меня на этот раз. Не нужно еще одного Санта-Фе.

Кара бьет по больному. Санта-Фе был ошибкой, причем не моей. Наша мать побывала в одной тамошней художественной галерее во время традиционной зимней поездки с нынешним супругом, по прозвищу Душка. (Его так зовут, потому что он маленького роста, почти не разговаривает и абсолютно безлик.) Мама буквально влюбилась в браслет индейского племени зуни и описала его Джулии, та рассказала Каре, а Кара велела мне во время следующей поездки в Нью-Мексико купить эту штучку как подарок от всей семьи на мамино шестидесятипятилетие. Я старался изо всех сил, но из-за многочисленных ошибок в описании мать в итоге получила браслет племени хопи, слишком маленький, непомерно дорогой и «положительно ужасный». Так она сказала Душке (а тот передал Каре, доказав тем самым, что он вовсе не такой уж душка).

— Это нечестно, — говорю я.

— Во всяком случае, вот твой шанс восстановить репутацию.

— Нечестно.

— И еще кое-что, — вспоминает Кара. — Тэмми Янсен, подружка Джулии. Она сейчас в Сент-Луисе, ее машина — в мастерской, и она собирается лететь, но не может позволить себе билет за такую цену. Тысяча двести долларов в оба конца! Ненавижу авиалинии.

— Ладно, — соглашаюсь я. — Скинемся по шестьсот.

— Я уже предложила. Когда Тэмми попыталась заказать билет, выяснилось, что закончились места.

Я знаю, куда она клонит, и приказываю себе не уступать ни дюйма. Ни шагу назад. У меня есть своя цель, я часто ее озвучивал, и теперь придется повторить еще раз — на всякий случай.

— Может быть, пожертвуешь несколько миль? — спрашивает Кара.

Обожаю свою сестру. К сожалению, она невежественна. Она редко летает и потому не знает, каков размах моего замысла. В течение многих лет компания «Грейт Уэст» распоряжалась мною, она указывала, куда мне лететь — или куда не лететь. Мили — это единственный шанс нанести ответный удар, отомстить за все перенесенные унижения.

— Нужно найти другой вариант, — говорю я.

— Это глупо, Райан. Просто смешно.

— Как там мама? Ты с ней уже разговаривала?

— Звони ей хотя бы раз в году, ладно? Она думает, что ты совсем пропал.

— Да они с Душкой разъезжают больше, чем я.

— Скажи честно, ты был в Солт-Лейк-Сити на прошлой неделе? — спрашивает сестра. — Может быть, у тебя тут девушка. Я беспокоюсь. А вдруг ты ведешь постыдную двойную жизнь? Может быть, у тебя проблемы и тебе нужна помощь. Ты живешь так уединенно…

— Уединенно? Да меня постоянно окружает толпа, — возражаю я.

— Мы отклонились от темы.

— Ты сама начала.

— Хорошо, забудем о том, что сестра за тебя волнуется, и вернемся к тому, что Тэмми нужно вылететь из Миссури.

Кара вовсе не стремится решить проблему. Она отвергает целый ряд вариантов: ехать поездом (Тэмми будет тошнить), взять напрокат машину (длинная поездка ее измучит) — и продолжает испытывать мое терпение, прося поделиться тем, что ничего для меня не значит — то есть так ей кажется. Кара называет мое занятие «дурацким бзиком», и, хотя в душе я протестую, но все-таки не пускаюсь в объяснения. Правила, которые мы устанавливаем и которые определяют нашу личность, сильны исключительно за счет того, что из них не бывает исключений — а в некоторых случаях потому, что они недоказуемы. Салли не носит синтетику. Такова Салли. Билли не ест яйца. Принимайте его как есть. Извиняться за персональные абсолюты или, как их называет Сэнди Пинтер, «глубинные привязанности», — значит, извиняться за самый факт своего существования.

Разговор заканчивается так: