Уолтер Керн - Мне бы в небо

Наверное, пора объясниться насчет женщин.

Их у меня много. Моя внешность тому способствует. Это звучит ужасно — но я красив, пропорционально сложен и обладаю собственным стилем. Старики-портные меня обожают. Они говорят, я похож на мужчин шестидесятых годов, изящных, но крепких, невысоких, но плечистых, с широким шагом. У меня практически такое же тело, как у моего отца — а он никогда не занимался спортом и не сидел на диете, но естественным образом оставался в отличной форме до преклонных лет. Фермерши, которым он развозил пропан, были его верными воздыхательницами — они щедро снабжали отца домашним печеньем и напитками, пока я, застенчивый и внимательный, сидел в кабине и восхищался отцовской провинциальной галантностью. На похоронах, поощренные тем, что он умер разведенным, пожилые дамы плакали открыто, навзрыд, и пролитые слезы молодили их. Моя мать тоже плакала, но в основном, полагаю, дабы соблюсти приличия. Общественное мнение решило, что она поступила бесчестно. Мать вторично вышла замуж. А он так и не женился. Она преуспевала. Он умер в долгах. Лишь в физическом смысле отец ее обставил. В то время как мама увядала и расплывалась, становясь одной из тех женщин, которые про помощи косметики не подчеркивают свои достоинства, а создают их с нуля, отец сохранил зубы, волосы и сине-зеленые глаза — вплоть до той минуты, когда глава похоронного бюро принялся наносить последние штрихи.

Впрочем, мой успех у женщин лишь отчасти объясняется генами. Играет свою роль и обыкновенная доступность. Я — среди них, общаюсь с ними каждый день, ем за одним столом салат со шпинатом, стою в одной очереди за билетом. Взять хоть Уэнди. Мы познакомились у стойки регистрации в отеле Форт-Уорта. Из-за ошибки компьютера пропал заранее заказанный ею номер, в городе происходил съезд Американского легиона, и Уэнди грозила ночь без приюта — и тут вмешался я, со своей гостевой карточкой «Премьер ультра». Дежурная тут же сменила гнев на милость, и Уэнди получила ключ. Было просто справедливо, что она приняла приглашение сходить в гриль-бар. Мои познания в области скромной карты вин ее поразили. Вскоре мы уже болтали о покупках. Ее любимые магазины — косметические. Фурор, связанный с испытаниями косметики на животных. Азиатский рынок. «Органическое» против «натурального». Я был в курсе дела. Я понятия не имел, что Уэнди живет через два дома от моей сестры, — и узнал об этом лишь потом, когда мы смотрели платный телевизор, обернутый влажным листом полиэстера, а наша одежда и бумаги валялись по всему номеру, словно после урагана на стоянке трейлеров. Наша прощальная поза, созданная бессознательно, пока мы наблюдали за тем, как Том Круз разрушает замысел биотеррориста, изображала двух измученных оргиастов (еще одно волшебное слово), убеждающих друг друга присоединиться к протестантскому фундаментализму.

Через несколько дней Кара позвонила мне на мобильник: одна ее подруга увидела мою фотографию в семейном альбоме и поинтересовалась, не бывал ли я в Юте. Тонко. Я смотался в Юту дважды за месяц, оба раза повидался с Уэнди, а затем решил пойти на попятный, когда она обрушила на меня тонну стихов, посвященных ее конфликту с мормонской верой.

Уэнди не предупредила, что она мормонка. Это было нарушение сделки. Мормоны верят, что в грядущей жизни будут управлять собственными звездами и планетами, точь-в-точь как теперь Бог управляет нашими. Лори, когда бросила меня, тоже стала мормонкой, начала носить длинные платья вместо коротких юбок и в конце концов вышла замуж за риэлтора, который обрюхатил ее через два месяца.

Моя связь с Уэнди не была типичной. Обычно бывает больше романтики, процесс идет медленнее. Я замечаю женщину — или она замечает меня — за столом в буфете или в зале ожидания. Потом мы оказываемся на борту одного и того же самолета, обмениваемся парой слов, бредя по проходу, и как бы вскользь упоминаем, где собираемся остановиться по прибытии. В семь, когда мы оба выходим из ванной после горячего душа и надеваем свежие махровые халаты, а наши волосы еще пахнут дармовым шампунем, у одного из нас звонит телефон. Мы встречаемся за ужином, сравниваем маршруты и выясняем, что в четверг оба окажемся в Сан-Хосе — или можем там оказаться, если захотим. На следующий вечер мы снова созваниваемся, из разных отелей. Для меня нет более опьяняющего времяпрепровождения, чем лежать одному в постели, в чужой комнате, в чужом городе, и разговаривать с женщиной, которую я почти не знаю и которая точно так же дезориентирована и одинока. Ее голос становится моей единственной реальностью; за отсутствием других вех я цепляюсь за него. Кроме друг друга, у нас ничего нет. В четверг мы оставляем взятые напрокат машины у входа в ресторан; ни один из нас там не был, но мы читали лестные отзывы о нем в бесплатном журнале «Грейт Уэст» — «Горизонт». Тогда нас настигает ощущение общности. До самого десерта.