Роберто Пацци - Конклав

– Владимиро, пойдем! – продолжал призывать его молодой и прекрасный Матис Пайде, теперь уже обняв за плечи сестру…

– Владимиро, пойдем послушаем мою сестру!

По своим губам он понял, что пытается ответить – мол, не может двигаться, но голос из его горла не выходил, ни одного ясного звука он произнести не мог… Сильная струя пара, более мощная, чем другие, окутала все вокруг, и он перестал видеть даже этих двоих; между тем неприятный резкий запах ударил по его ноздрям… Видимость пропала, боялся, что упустит их, они казались ему ненастоящими и вот-вот могли исчезнуть. Он не хотел этого, он хотел увидеть их живыми, потрогать их, погладить, услышать голос Карин и наслаждаться ее пением… И желание его была исполнено, наконец он услышал голос сестры, с ее немых прелестных губ сошли первые слова: «Wir sind durch Not und Freude / gegangen Hand in Hand…».

Но резкий неприятный запах, раздражавший его ноздри, стал нарастать, фигуры проклятых и блаженных побледнели, голос молодой сестры Пайде подавлял его – хотелось от него отключиться, что-то стирало живую фреску смерти, блекли цвета и голоса, он уже был не в Сикстинской капелле…

Веронелли проснулся в своей спальне, а запах, победивший и растворивший сон, был вонью, исходящей от трех куриц, которые топтались, копались вокруг его постели в поисках последних скорпионов.

Пришло в голову то, что Назалли Рокка ему напомнил по дороге к Сикстинской капелле, о целесообразности привезти сюда животных, что котов, что кур, во все эти помещения конклава, чтобы освободить их от других бестий; и он по рассеянности согласился на паланкин.

Свет, проникающий, как всегда по утрам, через желтые стекла напротив, разбудил Этторе Мальвецци. Тени, двигающиеся за теми матовыми стеклами напомнили ему о наступлении еще одного нового дня, которого он ждал с нетерпением. Что же произойдет сегодня, после вчерашней адовой сарабанды в Сикстинской капелле?

Настойчивое мяукание бело-рыжей кошки у его кровати; требует, чтобы ее покормили. В это утро Контарини заранее приготовил алтарь для мессы и корм для кур. Заботы о животных они разделили: Мальвецци было поручено смотреть за кошкой, (у Контарини аллергия на кошек) капеллану – за курами. Ну вот, он и постучал. Значит, полседьмого.

Кардинал поднялся, выпил приготовленный капелланом овсяный кофе. Какое заспанное лицо у Контарини… А волосы, сегодня они у него в полном беспорядке; обычно он их мазал гелем, чтобы лежали гладко; расчесывался на прямой пробор… Нет, такого он от Контарини никак не ожидал…

Ну да, после вчерашнего происшествия вполне естественно, что даже интимные привычки, утренний обряд и повседневные дела – все изменилось.

Вопрос, который задал капеллан, поставил Контарини в тупик:

– Ваше Высокопреосвященство, я бы хотел сегодня исповедоваться до мессы.

Надо же, капеллан не просил этого у него уже много лет. Подумав несколько секунд, кардинал ответил, что выслушает его с удовольствием.

Какое одухотворенное лицо у монсеньора Контарини; глаза прикрыты, будто он чрезвычайно смущен тем, о чем собирается поведать своему архиепископу, – вновь удивился Этторе Мальвецци. Действительно, пока мылся и держал миру, а курица устроилась в своей клетке, стал думать о поведении Контарини в течение месяца и семи дней конклава, он вел себя весьма таинственно, особенно дома. А более всего – в компании, к которой был привязан. Обычно одинокий, он общался, в основном, с молодыми швейцарскими гвардейцами; они часто ужинали вместе. Последние всплески молодости, без сомнения.

Побрившись и освежившись одеколоном, причесавшись и таким образом приготовившись к мессе, кардинал из Турина сел рядом со скамьей для молитвы под готическим распятием, на которую Контарини бросился еще раньше, до того, как тот был готов его выслушать.

– Как давно вы не исповедовались?

– С тех пор, как мы вошли в конклав.

– И в чем вы хотите исповедоваться перед Богом?

– Грех мой в курении, Ваше Высокопреосвященство, вы себе не представляете, как много я курил в последнее время, часто спрятавшись от вас.

– Ты ошибаешься, я замечал, ты должен бросить курить – эта мысль меня постоянно гложет. Тебя оправдывает только то, что это не просто. Конечно, курение вредно, прежде всего для собственного здоровья. Извините, Контарини, я случайно перешел на «ты», как будто разговариваю со своим племянником, у которого тот же порок.

– Но это – не самая тяжкая моя вина, Ваше Высокопреосвященство,…не знаю, простится ли мне то, что я сейчас скажу…