Роберто Пацци - Конклав

Вся верхняя часть великолепной картины, где блаженные расположены, недалеко от Спасителя, пробуждаются к вечности трубящими ангелами – вся эта часть была покрыта переливающимся темно-зеленым ковром из скорпионов, закрывшим собой все цвета и фигуры фрески.

Вошедшие кардиналы подняли головы: кое у кого из них голова пошла кругом, у кого-то щеки залились, слезами, другие быстро сели, закрыв глаза ладонями, а кто-то шатаясь искал в толпе хоть кого-нибудь, кто мог хоть что-то объяснить, может быть, и самого камерленга. Почему, собственно, его, он сам дрожал, обернувшись к тоже задрожавшему кардиналу Этторе Мальвецци, только что вошедшему в капеллу и сразу заговорившему:

– Они атаковали только Добро, только святых… что же нам делать? Не можем же мы оставаться здесь и ничего не предпринимать!

У Веронелли, все еще ощущавшего действие противоядия, закружилась голова.

– Что ты хочешь, чтобы мы сделали? Что – пропеть Veni Creator, [43] Veni Creator Spiritus – Приди Дух Творящий – начальные слова старинного католического гимна, приписываемого Храбану Мавру. как делали это в предыдущие разы? Или теперь же вызывать специалистов для очистки стен, чтобы спасти картину?

От Мальвецци никогда не было никакого толку, и Вероненни продолжил.

– Я все вижу, Мальвецци. Иди на свое место, не будем терять присутствия духа. Лайте мне подняться на алтарь, постараемся найти выход. И покинем капеллу, пока не выберем нового папу!

Он решительно пошел в глубину зала, сквозь толпу кардиналов, которые все еще не находили смелости занять свои места, как это делали в прежние дни.

Даже пример камерленга не помог им тронуться с места. Атмосфера в капелле их угнетала; они никак не могли справиться со своими чувствами. Но Веронелли не повернул назад, он шел прямо к своему месту председателя совета, к алтарю. Дал указание монсеньору Сквардзони подойти.

– Пойдите к Назалли Рокка и скажите, чтобы ввел кур через дверь позади меня, быстрее, иначе эти люди потеряют всякий рассудок.

Он понимал, что над ним, над его головой и за его плечами, есть эти мерзкие метастазы Зла. Поднял глаза, мельком взглянул наверх, ему удалось различить неповрежденные фигуры Спасителя и его почтеннейшей Матери. Повторяется феномен святых картин в Ватиканских музеях. Почувствовал, что был прав, когда одобрил продолжение борьбы с тварями – конечно, силы Добра преодолеют все.

Взорвало его криком, он и вправду скорее кричал, чем просто произносил хорошо слышные и в конце зала, латинские слова: «Vade retro, vade retro, Satana!» («Отойди, Сатана, отойди!»). [44] Евангелие от Марка, 8.31–33; из слов Спасителя, обращенных к Петру: «отойди от меня, Сатана, потому что ты думаешь не о том, что Божие, но что человеческое».

И в это самые минуты перед пораженными кардиналами рассыпалась тысяча белых кур, заполнивших Сикстинскую капеллу. Напуганные преосвещенные, расталкивая друг друга, заметались кто куда: кто сновал по центральному проходу, кто занял свое место, кто двинулся к выходу, кто уже выходил на лестницу, кто застрял между креслами, кто кружил у алтаря, – и все это создавало страшный шум, в котором потерялись последние слова, произнесенные камерленгом.

Это зрелище князьям Церкви казалось драматической пародией на то, что было в фантазии Микеланджело, придавшего форму и содержание фреске «Страшный Суд».

Цвет этого глубоко-зеленого нечто напоминало движущуюся морскую волну, беспокойно колышущуюся в той части картины, где были изображены блаженные. Обезумевшие куры, предчувствуя добычу, как в древнем сне, распахнули крылья. Кардиналы искали выход. Крысы, оставшиеся в Сикстинской капелле, забивались под деревянные кресла в надежде спастись, но неотступно преследовались множеством котов. Кошачья ярость опрокинула несколько самых старых преосвященных, а между тем именно они способствовали уничтожению крыс.

Но открытый пол был царством пернатых: куры хватали падающие с фресок гроздья скорпионов. Наконец, своды фрески с избранными, ангелами и мертвыми, стремящимися попасть в долину Иосафата, начали постепенно освобождаться. Некоторые из кур взлетали, не сомневаясь, что достанут своих подопечных; тогда, отделяя скорпионов от стены, им удавалось пронзить падающую вниз мерзость ударом клюва. Казалось, эта «адова связка» только набирает силу.

Небольшая группа у алтаря, камерленг с прелатами – настоящая скульптурная группа стоических добродетелей, – испытывая страдание в этом гомоне, не трогалась с места. Они молились, следуя за латинскими словами камерленга, за словами, которые никто никогда не узнает. Из дверей задней комнаты, откуда хлынула яростная куриная стая, появилась еле видимая – из-за пыли, поднявшейся в воздух до невозможности вздохнуть, – мощная фигура «режиссера» этого освобождения от Зла, графа Назалли Рокка, архангела Михаила конклава.