Александр Попов - Надо как-то жить

Очистил снег от одного столба к другому, получилась глубокая стежка. Распаковал рулон, стал натягивать сетку между столбами. Одному несподручно было работать. Сетка, съеживаясь, валилась из рук. Молотком поранил палец. Но все же прибил один край, раскрутил сетку, прибил, натянув, к другому столбу. Упарился. Пот ел глаза, куржак залеплял ресницы. Но Михаил Ильич не отступал, даже спешил: коли взялся, так надо сделать, надо успеть дотемна.

Подошла Лариса Федоровна, от удивления слова не могла сказать.

– Не мешай. Все равно сделаю, что задумал.

Она потопталась на снегу:

– Я и не мешаю. – Ушла домой. Со двора крикнула: – Обед готов!

Он отмахнулся. Но часа через два все же пообедал.

Последний рулон натянул, когда солнце зависло над рощей, готовое провалиться в снега и нагущающийся стылый воздух. Посидел на пне, шапкой отер с лица пот, с волос соскреб сосульки, осмотрелся. Удовлетворенно подытожил: все пути к запруде перегорожены – ледовая дорога перекрыта с обеих сторон, тропы от шоссе и села перерезаны. Хватило сетки, чтобы упереться в дамбу. По ней люди ходят, но мусора дуроломно, нахраписто уже не подвезешь – узка она, только для мотоцикла или велосипеда. С восточной стороны запруду подпирают огороды, повдоль забора которых вьется тонкая тропка, – тоже не подъедешь на технике, если только тележку прикатить руками. С юго-восточного края запруду бережет небораковский дом с огородом.

Возле рощи перед сеткой затормозил бокастый большой, как автобус, джип, из него вышли трое крепких мужчин. "Какие-то господа, – с необъяснимым раздражением подумал Небораков, отводя взгляд от подходивших к нему незнакомцев и прикуривая. – Видать, вон из тех барских коттеджей. Горожане чертовые, понастроили себе тут дач-дворцов! Хотели, значит, проехать по льду? А вот дулю вам на постном масле! Будут бить, так я просто так не дамся".

Двое здоровяков, молодых, в узеньких черных очках, с битами за пазухой, остановились в некотором отдалении, пожевывали и зачем-то притворялись, что отчаянно скучают. А третий подошел к Михаилу Ильичу, грузновато-рослый, в потертой кожаной куртке на толстом меху, с утомленными впалыми глазами.

– Бог в помощь, дядя Миша. Загон для скота сварганили, что ли?

Небораков не сразу признал Наездникова-младшего – постарел человек, а помнил его желторотым, бравым пареньком, студентом сельхозинститута. Неуверенно пожал Михаил Ильич протянутую руку, посмотрел пытливо, но скользом, – каков же он, новый хозяин Набережного? У Наездникова такая же широкая, тяжелая, как у отца, скула, такие же длинные, корневато-вязкие сильные руки, такая же сутулая осанка и косолапая, настороженно-звероватая походка. В одежде не модник, как и отец, но все на нем добротное, практичное. "Не кичится богатством", – подумал Небораков, приподымаясь и уже разговаривая с Наездниковым стоя.

– Здорово живешь, Сергей. Давненько тебя не видно было. Спрашиваешь про загон? Так для нас он, для людей.

– То есть?

– Шучу, шучу. Глянь – посередке куча мусора. Уже который год сваливают. Но теперь шиш кто проедет к запруде.

– Хорошее дело, дядя Миша. Природу надо беречь. Но сеточку вам все же придется демонтировать или – подсобим: я вот эту земельку купил. Начну через неделю-другую дом строить. Окнами на запруду он будет, как у вас, дядя Миша. – Улыбнулся, и Небораков приметил, что губы у Наездникова растягивались туго, как резина. "Видать, не до улыбок и смехухочков ему в жизни". – А кто сгрузил мусор?

– Какая разница.

– Понимаю вас, можете не говорить. Сам догадываюсь, кто. Для меня разница есть: эти ханурики теперь мои работники… Летом, кстати, запруду прочищу. Буду разводить рыбу. Ребятня местная пусть купается. Ведь мое-то детство на ней прошло.

Помолчал, зачем-то окидывая взглядом рощу и холмы и слегка поднимая глаза к небу.

– Эй, человек, – крикнул Наездников своему крепышу и прищелкнул пальцами, как в старых фильмах подзывают лакеев или официантов. – Живо смотайся в гараж и пригони сюда мужиков с лопатами и с трактором. И чтобы они до последней соринки прочистили мне лед!

"Ишь: "мне"! Хозяин выискался", – сплюнул под ноги Небораков.

Крепыш умчался на джипе. Небораков заглянул снизу в глаза Наездникова:

– Что же тебе, Сергей, не живется в городе? Мой сын, твой сверстник, – помнишь Максимку-то? помнишь, помнишь, вместе ведь учились в школе, – так он капитально осел в городе. На аркане в деревню не затащишь его, даже в пригородную. Чего же тебя сюда занесло? Ну, дом построить недалече от города, – понятно. Но разваленное хозяйство зачем на себя взгромождаешь? Сам знаешь, какие мы теперь работнички. Денег, по всему видно, у тебя через край, мог бы обосноваться где-нибудь в тепленьких краях…