— За исключением югославского лечо, — вскользь заметила мать Квидо.
— Но уж коль ты упомянула о нашем спортивном прошлом, — продолжал отец, как бы пропуская мимо ушей ее реплику, — я должен заметить, пусть мне и не хотелось бы копаться в таких смешных мелочах, что каждый мало-мальски опытный спортсмен, занимающийся греблей, угадывает направление лодки по движению носа, а он — говоря о твоей тележке с покупками — направлялся не к полкам, а прямо к молочным пакетам.
— Кто-нибудь мне может сказать, о чем идет речь? — спросил Квидо.
— Оставь, — осадила его мать, — ни о чем.
— Напротив, — провидчески сказал отец, — обо всем.
— В определенном смысле он не ошибся, — утверждал впоследствии Квидо.
— Привет, Павел, — сказала тогда с сияющей улыбкой мать Квидо Павлу Когоуту, давая тем самым понять продавцам, покупателям и не в последнюю очередь самой себе, что не боится заговорить на таком бойком месте со столь знаменитым теперь диссидентом.
Отец Квидо, который несколько изменился в лице, в последнюю минуту решил сделать веселую мину.
Павел Когоут, естественно, мгновенно узнал незабываемую Яну из своей пьесы «Хорошие песни», а впоследствии свою приятельницу по театру — впрочем, не прошло и двух лет, как в последний раз они виделись в Сазаве, — и в его глазах появился проблеск неподдельной радости:
— Привет!
Но потом он как-то смешался и вернулся к тому сдержанно-любезному тону, который уже давно выработал в себе для подобных встреч и который имел лишь одну цель: относиться с особой настороженностью к тем, с кем в данный момент он разговаривает. Однако и по прошествии нескольких минут улыбка на лице матери Квидо не увяла, и посему он решился произнести столь расхожую вежливую фразу, какую в последнее время произносил весьма редко, ибо понимал, что в его устах она тотчас оборачивается жестким психологическим нажимом.
— Заходите как-нибудь — когда вам будет удобно, — сказал он с некоторой оглядкой.
Не желая показаться невежливым, он, видимо, при этом пытался оставить им некий необходимый простор для отступательного маневра, который был бы вполне понятен ему.
— И случилось то, что случилось. Роковая минута, — сказал Квидо редактору.
Никто, конечно, и не подозревал о ее приближении. Ни отец Квидо, ни мать Квидо, ни соотечественники, проходившие мимо, ни даже жужжащие над пахучими сырами мухи. Родители Квидо, как и большинство супружеских пар, вращающихся в обществе, в течение долгих лет непроизвольно разрабатывали целую систему бессловесного общения: от знакомых, как бы случайных жестов, взглядов и экивоков вплоть до столь маловыразительных знаков, как то: быстрый вздох, едва слышное причмокивание или практически неприметное топтание на месте, — однако эта обычно безотказно действующая система на сей раз не сработала, причем совершенно неожиданно, ибо раньше они с успехом уклонялись (даже не без определенной элегантности) от приглашений весьма настойчивых.
— Если бы речь шла о письменном приглашении, я на все сто уверен, что они не приняли бы его, — утверждал Квидо. — Дня этого у них было бесконечно много веских аргументов. Но так, лицом к лицу… Это было достаточно сложно. Для этого они были слишком воспитаны.
— А что, если сегодня вечером? — с восторгом предложила тогда мать Квидо и возвела затуманенные очи к мужу.
— Что ж, я — за! — просиял отец Квидо и почувствовал резкое покалывание за грудиной.
— Сегодня? — Павел Когоут был приятно поражен столь спонтанным ответом. — Ну и отлично!
— А может, зажарим цыпленка? — Превозмогая боль, мужественно спросил отец Квидо и кивнул в сторону холодильной полки. — Вот я сразу два и куплю!
Мать Квидо одарила мужа восхищенным взглядом.
— Одного, — весело сказал Павел Когоут. — Второго куплю я.
3)
Нам покорятся бури, ненастья и тоска,
Пусть жизнь взлетает вольной птицей,
И пусть любовь вся в песню превратится,
Что радостно взмывает в облака! —
декламировала мать Квидо со смесью иронии и сентиментальности, когда в тот знаменательный день, собираясь на условленный пикник, прихорашивалась перед зеркалом.
— Если бы я хотел водить дружбу с оппонентами режима, я мог бы остаться в Праге, — для вида сетовал отец Квидо, но на самом деле был весьма восхищен собственным мужеством. — Не для того я бежал в деревню, чтобы поджаривать с ними цыплят!
— Цыплята — это твоя идея, — с улыбкой заметила мать Квидо, не отрывая взгляда от зеркала.
Читать дальше