Михал Вивег - Лучшие годы - псу под хвост

— What a nice day! — кричал он радостно, несколько раз при этом мощно взмахнув веслами.

— Какой прекрасный день, — раздраженно сказал Квидо, отчасти и для того, чтобы дать понять отцу, что отдельные слова он все-таки понимает.

Погода явно удалась: подувал свежий ветер, тихо шелестел тростник, из последних сил палило солнце. Когда они преодолели первую излучину, Миряна, видимо желая позволить себе то, что в Пуле позволяют себе лишь иностранные туристки, стянула с себя майку. Положив весло, она осторожно повернулась и уселась на нос, лицом к солнцу и обоим членам экипажа. Она запрокинула голову, прищурила глаза и тихо замурлыкала по-хорватски песенку, слова которой Квидо — в связи с обстоятельствами — запомнил навсегда:

Если Квидо при виде ее больших обнаженных грудей почувствовал лишь сильное смущение, тотчас вылившееся в непреодолимое желание лечь ничком на дно лодки, то отец его тем же самым зрелищем был низвергнут в пучину истерии.

— Жить можно, не правда ли? — как безумный кричал он Квидо, то и дело многозначительно подталкивал его, кивая в сторону Миряны, дико хохотал, говорил на двух языках и кружил лодку на одном месте.

— Are you crazy? [40] Ты с ума сошел? (англ.) — смеялась Миряна, повизгивая от восторга.

— Yes, I’m! [41] Да! ( англ.) — гоготал отец Квидо, которому для полного счастья не хватало лишь самой малости: чтобы мимо медленно прошел прогулочный катер, до отказа забитый служащими национального предприятия «Сазавский кавалер».

— Перевернешь нас! — орал Квидо. — Ты что, рехнулся?

— Take it easy! — кричал отец Квидо.

В следующую минуту весло угодило глубоко под самую лодку, и она плавно перевернулась вверх днищем. Но прежде чем Квидо своим телом прорвал вздувшуюся речную гладь, он еще успел подумать, что отец, скорей всего, сделал это нарочно.

— Help me! [42] Помоги мне! (англ.) — крикнула Миряна, захлебываясь водой и смехом, как только убедилась, что ногами достигает каменистого дна. Отец, перевернув тем временем лодку, добился лишь того, что она снова зачерпнула воды, и мигом кинулся к Миряне.

Квидо, которого спасательный жилет надежно держал на поверхности, отрешенно смотрел, как семейное каноэ быстро наполняется водой. Совершенно незамеченным проплыло оно мимо весла.

Отцовская помощь только щекотала Миряну.

Лодка безнадежно уходила под воду.

Квидо увидел еще, как течение чуть повернуло ее в зеленовато-желтой воде, а затем окончательно поглотило.

Он опустил голову на высокий воротник жилета, прищурил глаза и отдался медленному течению.

Отец что-то кричал ему вслед, но он не понимал.

— Расцветали розы и фиалки, — повторял он, — травушка-муравушка цвела…

А назавтра в соответствующем зеленом поле календаря IBM появилась запись: «Немедленно подавить в себе склонность к полигамии (отец)».

— И купить новую лодку, — подсказал матери Квидо.

6) Квидо перешел в восьмой класс, и его ожидали немалые трудности. Ярушка на добрых три сантиметра переросла его и на переменах общалась — как ему казалось — лишь с несколькими преждевременно созревшими одноклассниками, которые все как один были на голову выше его. Пусть практически он и избавился от прежней толщины (малость лишнего жира на бедрах, конечно, останется у него навсегда) и его мать вместо роговых очков достала ему модную оправу из тонкого позолоченного металла, он все равно выглядел неказистым и уродливым. Квидо проводил долгие минуты перед зеркалом, и отцовское «Take it easy!» не улучшало его настроения. Разговаривать с Ярушкой становилось как никогда трудно.

— Пошли кататься на санках? — решился он однажды хрипло задать вопрос.

— Ты что, спятил? — покачала головой Ярушка. — Не рано ли ты спрашиваешь? Сентябрь ведь на дворе!

— Я имел в виду, когда выпадет…

— Что?

Нет, она смеялась над ним. И это совсем убивало его.

Снег, хотел он сказать, но голос захлебнулся в горле.

А тут еще родители Квидо вздумали перевести его в бенешовскую гимназию уже на следующий год.

— Все-таки год не потеряешь, — убеждал его отец, считавший про себя всю девятилетнюю школу лишь бездарным препятствием на пути Квидо к карьере. — В двадцать два сможешь получить диплом, а в двадцать три обскачешь всех остальных на целый год!

Но пока что Квидо терзало одно: рядом с Ярушкой, решившей, напротив, окончить девятый, после каникул может оказаться какой-нибудь из ее высоких, мускулистых одноклассников. Эту картину Квидо по-всякому рисовал себе и домысливал, так что вскоре она стала для него источником невыносимой муки. Все эти сильные, хвастливые, прыщавые мальчики с пробивающимися усиками были ему заранее ненавистны. И когда бы Квидо ни сравнивал свои редкие, а на пижаме с рисунком и вовсе неприметные следы эякуляции с истинным половодьем, которое якобы еженощно переживали они, он с немалой яростью вспоминал бабушкину немясную, а стало быть, как он полагал, неполноценную кухню.