3 октября 1968
Детский сад, за исключением учительницы Гайковой и творога с малиной, отражает плачевное состояние нашего дошкольного воспитания. Я им это тоже сказал. Учительница Конечная, которая пришла из младшей группы поглядеть на меня, сказала, что для детского сада я буду настоящим сокровищем. Я сижу рядом с Ярушкой Мацковой. Это довольно хорошенькая деревенская девочка, до отказа набитая наивными предрассудками относительно метафорических выражений и жирноты. Мама принесла с работы четыре сумки бумаг. Я продудел ей в качестве приветствия «Сон любви», но она подскочила ко мне и выбросила дудку в окно. Я кричал, что прыгну за ней, по мама засомневалась, смогу ли я при моей толщине вскарабкаться хотя бы на стул, чтобы с него потом перелезть на подоконник Отчуждение между мной и мамой растет, как мухомор после обильного дождя. С завтрашнего дня отказываюсь от всех сладостей.
4 октября 1968
Вчера ночью была гроза. Я забрался к маме в постель, но отец втерся между нами. Мы смотрели, как синеет и белеет небо, а потом снова гаснет. Отец сказал, что это лучше, чем полнометражный фильм в кинотеатре «Альфа». Дождь стучал по крыше, как толпа бешеных кровельщиков. Отец гладил маму, что по отношению ко мне было явно бестактно.
5 октября 1968
Сегодня в детском саду я отказался от пирожного в пользу Ярушки Мацковой. (Вчера был апельсин.) Во время мертвого часа она в награду показала мне свою пипку.
6 октября 1968
Мацковой захотелось посмотреть и на мою пипку! Я сказал ей, что завтра отдам ей пирожное. Мама с каждым днем все больше нервничает. Вечером отец предложил ей пойти прогуляться, но через четверть часа они вернулись, потому что в темноте упали в сточную канаву у польского общежития. Воняли, как давно не мытые хорьки. Я им это тоже сказал.
14 ноября 1968
Сегодня я пишу при страшном гвалте, так как отец с мамой затащили к нам домой инженера Звару и его невесту. Мою кровать загородили метровой баррикадой из коробок, до сих пор так и не распакованных после переезда: пытались создать у меня впечатление, что таким манером получилась отдельная детская комната. Потом они пели советские военные песни и распивали водку из керамических изоляторов, которые украл инж. Звара из своего трансформатора.
15 ноября 1968
Сегодня я попросил учительницу Гайкову разрешить мне — в виде исключения — перенести послеобеденный сон на дообеденный. Она согласилась, но захотела узнать причину, так что мне пришлось вкратце рассказать ей, до которого часа ночи я вынужден был слушать думки и частушки. Хотя она и изображала на лице сочувствие, но, пожалуй, по-настоящему поверила мне, только когда я показал ей свою майку, которой отец в темноте вытер пролитую водку. Она положила меня спать на диване в директорской! Я дрых без задних ног, в то время как мои деревенские сверстники должны были играть в свои дебильные тематические игры.
16 ноября 1968
Ни отец, ни мама со мной не разговаривают. Мне приказано ложиться спать ровно в 19 часов, как какой-нибудь сонной курице. С наступлением этого часа оба родителя начинают демонстративно перешептываться. Что касается мамы, так это все равно зря — еще со времен своей театральной карьеры она привыкла шептать чудовищно громко. Я ей это тоже сказал.
17 ноября 1968
18 ноября 1968
Все выходные я провел за коробками. Никто со мной не разговаривает, и я тоже ни с кем. Читаю эссе Монтеня. В ряде случаев должен с ним согласиться на все сто. Но когда я прочел, что «кто научит людей умирать, тот научит их жить», у меня создалось твердое впечатление, что у него тоже сильно поехала крыша.
19 ноября 1968
Мама и отец наконец снова стали со мной разговаривать. Мама только немножко, потому что своим театральным шепотом она заработала воспаление связок. Когда я спросил ее, почему она шепчет так громко и оттого сильно напрягает связки, она ответила мне, что таким образом — как, мол, и каждый уважающий себя актер — солидаризируется с бедными студентами на третьей галерке. Отец утверждает, что мою майку использовал по ошибке, — он, мол, наполовину ослеп из-за того, что мать сигаретой прижгла ему роговицу. Я сказал, что завтра объясню это учительнице Конечной. «Лучше уж ничего не объясняй!» — просипела мама. У нее были такие выпученные глаза, что я подумал даже, что скоро повезем ее в психушку в Богнице.
20 ноября 1968
Мне удалось найти для отца два больших куска редкостного эбонитового дерева, которые кто-то совершенно непростительно выбросил на свалку под Белым Камнем. Когда я притащил дерево домой, там никого еще не было. Родители приходят с работы все позже и позже. Я сказал им, что нечего было браться за работу, которая им явно не по зубам. Все нормальные люди приходят домой в половине третьего.
Читать дальше