Эрвин Штритматтер - Лавка

Не надо подозревать меня в том, что я использую здесь появление учителя как deus ex machina, нет, появление учителя, скорее, ставит точку в семейном скандале, после него разговор делается силянтным — так говорят у нас в степи, если кто вполсилы играет на каком-нибудь музыкальном инструменте. Должно быть, это слово неведомыми путями приблудилось из Франции к нам, полунемцам.

— Надо самого парнишку спросить, — отвечает отец на предложение учителя и ведет себя как человек предельно благоразумный, — надо спросить, хотит ли он учиться в выжшей школы.

Лично я, когда начался скандал, спрятался в мучном закроме, меня надо еще сперва отыскать, я выхожу весь в муке, меня спрашивают, и все, что я испытал и пережил за последние дни в родительском доме, облегчает мое решение:

— Да, я хочу учиться в выжшей школы в Гродке.

— Прям сразу в выжшей? — недоумевает мать. Сама она посещала в Гродке народную школу и получила там оченно даже приличное образование.

— Если он хочет стать учителем, он просто обязан окончить высшую школу, то есть гимназию, — поясняет нам учитель Хайер.

Нельзя сказать, чтобы я до смерти хотел стать учителем, по мне, так лучше лесничим, а еще лучше попасть совсем уже в выжшую школу, о какой я даже понятия не имею, поэтому я начинаю осторожно выспрашивать, нет ли в Гродке какой-нибудь школы повышей, чтоб поступлять сразу туда.

— Накладно получается, — возражает отец, но учитель Хайер держит себя все равно как коммивояжер, который хочет пристроить свой товар:

— Мальчик поступит на казенный счет, его успеваемость это позволяет.

Отец, ворча, сдается:

— Может, и стоит попробовать, парнишко и впрямь путный, не как другие протчие.

Итак, в этот день принято решение: не мать со своей вендской кодлой и не отец с узелком за плечами покинут наш дом, нет, это я сам уйду в изгнание. Я даже рад покинуть театр боевых действий.

Детектив Кашвалла проведала, что в кухню вошел кто-то, с кем ведутся переговоры, теперь ей надо разузнать, кто именно приходил и о чем именно велись переговоры. На случай такой неотложной разведки она всегда оставляет несколько предметов из своего верхнего хозяйства у нас внизу, на кухне, предметов, умышленно забытых, чтобы затем их можно было обнаружить с громким радостным возгласом.

Не успел Хайер уйти, как Кашвалла в моем присутствии уже рапортует дедушке, что меня отправляют в выжшую школу в Гродке и что я больше не буду жить дома.

— А ты там приживешься? — спрашивает дедушка. — Этот тип внизу (ни дедушка, ни бабушка даже не произносят больше имени моего отца), этот тип прям так сказал: надо попробовать, он у нас парень путаный.

Я бурно протестую:

— Отец сказал не «путаный», а «путный».

Я не могу втолковать бабусеньхе, что «путный» — это одно, а «путаный» — совсем другое.

— Все едино, — завершает спор дедушка, — коли-ежели он подастся в выжшую школу, из него потом аблакат выйдет. — Перед мысленным взором дедушки встают райские времена, когда он при своих многочисленных тяжбах сможет безвозмездно пользоваться юридической помощью.

Румпош составляет выпускное свидетельство, из которого явствует, что директор выжшей школы заполучит для дальнейшей обработки отнюдь не худшего из Румпошевых питомцев: религия — очень хорошо, немецкий — очень хорошо, природоведение — очень хорошо, ну и так далее. Все очень хорошо, вот только физические упражнения — не вполне удовлетворительно. Ясное дело, я ведь не умею взбираться на канат. А верховая езда разве не физическое упражнение? А сельскохозяйственные работы, погрузка сена, пахота, боронование, окучивание, — не физические? А стоять на телеге, ни за что не держась, когда лошадь вдруг понесет, — не физические? Разве не осыпали меня похвалами зрелые мужчины, когда я на конской ярмарке ухитрялся пускать галопом самых разбитых кляч? Разве я не упражнял наилучшим образом свое тело во время всех этих физических упражнений?

Подходит день подачи заявлений.

— Лучше мне побывать в Гродку, — заявляет мать, — я лучше по-культурному умею, как ты.

— Ну и отчепись, — говорит отец.

По прибытии в Гродок мы первым делом наносим визит семейству Балтин. Хозяина там звать Юро, хозяйку — Мина. До того как Мина вышла замуж, она была уроженная Кэлерс, и к тому же кумпанка моей матери, они вместе работали на сукноваляльной фабрике. Сейчас Юро и Мина Балтин на пару отправляют швейцарские обязанности в гродском лицее и в женской народной школе. Они занимают четыре подвальных комнаты большого здания. Мина Балтин вся из себя очень благородная и уважает прогресс, все равно как моя мать: «Мы, знаеть ли, занимаем souterrain [15] Подвал (франц.) . лицея». Услышав такие слова, многие представляют себе что-то неслыханно благородное.