Энн Ветемаа: Моя очень сладкая жизнь, или Марципановый мастер

Нынешний этап моей жизни тоже более или менее золотое сечение. (На самом-то деле, если рассчитывать на столетнюю жизнь, точный момент уже пролетел пару лет тому, но кто скажет, что в будущем я не вольюсь в достойное братство долгожителей эстонцев.) А что вообще значит понятие "золотое сечение"? Энциклопедии описывают его слишком сложной для моих познаний в области математики непрерывной дробью, которую все-таки приведу здесь. Наверняка среди моих многочисленных читателей есть люди, которые как истинные математики любят точность. Сама непрерывная дробь такова:

х = а

1 +

1 +

Признаюсь, такая на первый взгляд абсолютно бессмысленная, состоящая в основном из единиц непрерывная дробь, которая включает одну букву "а" и цифру 1, приводит в замешательство, у меня даже голова от нее кружится. Зато поклонникам нумерологии, я это точно знаю, очень нравятся как раз такого рода построения; я и привел его здесь, чтобы они порадовались. Я же довольствуюсь тем, что, используя алгебраические приемы, а также величины "х" и "а — х" (в игру включается еще и корень квадратный из числа 5 — так утверждает "Эстонская Энциклопедия", справочное издание, которое я не без интереса листаю и изучаю), мы приходим с помощью простейших алгебраических уравнений к числу 61,8… Которое таким образом совершенно понятно и означает то, что если кому-то предназначено прожить сто лет, то золотое сечение его жизненного пути приходится примерно на шестьдесят один запятая восемь десятых года. Из этого следует, что именно сейчас мне самое время садиться за писательство! (На самом-то деле я уже несколько запоздал. Ну, так я постараюсь прожить чуть больше ста лет, чтобы все сошлось, как положено.)

Во всяком случае, настало время подводить предварительные итоги — отфиксировать, так сказать, промежуточный финиш. Пока люди, к сожалению, не понимают, что моя жизнь и творчество достойны монографии. Почему? А по одной простой причине: избранная мною узко элитарная профессия скульптора, о которой в эстонских источниках говорится уже в 1695 году, в современном дискурсе пространства-времени весьма и весьма непопулярна. Мой священный виноградник, который я с любовью возделывал многие годы, дичает. Почти нет молодой поросли. В учебных программах Академии художеств моего искусства вы не найдете. Но меня это не страшит. Я даже не разочарован. В человечестве не стоит, да и нельзя разочаровываться, я ведь знаю, что настанет день, когда это самое человечество снова обретет забытые ценности. Были же времена — например, раннее средневековье, когда перестали уважать даже писательское слово; и потребовалось тысячелетие, чтобы его стали ценить.

Скоро настанет время, когда человечество отвернется от псевдоискусства, цель создателей которого — подмигивать самим себе, и откроет красоту вечную, которая всегда была и пребудет. Хотя замечают ее не всегда. Все по-настоящему ценное однажды будет открыто вновь. И оно наследует заслуженную славу, которая самим создателям не так уж и важна, но, во всяком случае, оставит лучшее впечатление о человечестве. И самому человечеству.

Именно из этих соображений я и решил порадовать будущих поклонников моей личности и творчества тем, что они получат ценный подарок — мой отлично написанный самоанализ — философский, академичный, абсолютно правдивый. Он будет прекрасной основой для исследований обо мне, в которых серьезный ученый уже сам сможет вторгнуться в таинственные лабиринты моего самоисследования и с этим вот сейчас рождающимся произведением как с факелом (воображаемым, разумеется) в руке смело двигаться вперед.

Я слышал, что многие мастера слова, среди них даже знаменитые писатели, немало мучились с написанием первого предложения: перед этим важным шагом (который я бы не стал переоценивать) испробовали все имеющиеся в доме письменные столы один за другим; аж двигали их из угла в угол.

Вплоть до того, что такой пустяк, как выбор сорта бумаги, доставлял им невероятные мучения. Слышал я и про чудачества: даже такой мастеровитый поэт, как лорд Байрон (его и в Эстонии знают, поэтому представлять не требуется), держал в ящике своего стола гнилые яблоки — иначе вроде стихосложение не складывалось. (Конечно, это может быть и сплетня.) Но как бы там ни было — мне для самоосуществления не нужны вонючие огрызки.

Полагаю, первым делом мне надо бы заняться выстраиванием моей родословной, с которой связано рождение моей личности и моего миропонимания. Затем мне предстоит поведать вам о моих ранних сексуальных опытах; я делаю это вовсе не из желания идти в ногу с веяниями времени: я вовсе не превозношу эти веяния, порой скатывающиеся в бесстыдство, хотя и понимаю неизбежность изменений в мире, но я уверен, что юность и первые любовные впечатления (или что-то близкое к ним) серьезно воздействуют на наш дух, формируют наше эго и его неповторимость. Да и как иначе читателю понять мою духовную и творческую жизнь?! Очень уж они непросты! Затем я собираюсь двинуться вперед по тропе хронологии, не впадая, тем не менее, в рабскую зависимость, — я собираюсь уснастить череду событий собственными размышлениями о проблемах веры, жизни и смерти, а также о вопросах литературы и искусства, чтобы читатель мог поглубже познакомиться со мной как личностью. И, разумеется, большую часть моего сочинения займет моя недавно начавшаяся любовная жизнь. Прошло ведь совсем немного времени с того момента, как я нашел Катарину своей мечты, с которой мы истово, как говаривали в старину, живем вместе душой и телом.