Энн Ветемаа - Лист Мёбиуса

Пришлось придержать язык. И все-таки я был разочарован. Выходит, Томаса Манна упрекают в материализме и пессимизме? А звезда Франса померкла… Уже в те годы?

Трое умных людей… Для меня оказалось неожиданностью, что их оценки столь суровы. Что это — серьезное убеждение? Или какие-нибудь комплексы? Или отголоски новой национальной идеологии второй половины тридцатых годов? Мне стало не по себе.

— Вот видишь! — позлорадствовала Стелла. И пошла переодеваться, скрывшись за дверцей шкафа, что случалось с ней редко.

В тот вечер Стелла не вернулась домой. Позвонила днем, сказала, будто уезжает с туристами на экскурсию и переночует в Тарту. Может быть, в самом деле уехала.

Месяца через два ко мне снова пожаловал тов. Л. Нооркууск в неизменном сером костюме. Чрезвычайно неприятно, но он должен сообщить, что решил соединить свою судьбу со Стеллой — духовное родство и так далее… Потом Лембит покраснел как первоклассник: Стелла полагает, что забеременела. От него. Якобы Стелла давно хотела ребенка и именно от Лембита Нооркууска. Дескать, ей нужны чистые эстонские гены, поскольку они и духовность несут, как теперь установлено…

Меня не очень-то поразило известие о том, что Стелла хочет разойтись со мной. Хотя… к чему лукавить — поразило, конечно!.. Впрочем, мне с самого начала казалось, что наш брак не долговечен. Благодаря этому предчувствию я с некоторых пор тоже перестал быть моногамом: на всякий яд следует находить противоядие. Хотя я все-таки, кажется, родился моногамом. Но мне стало тошно, когда я посмотрел на заморыша, в хилом тельце которого будто бы таились особенно чистые эстонские гены. Столь же противно было слышать, что всегда могу рассчитывать на дружбу Лембита Нооркууска…

— Согласен на развод, — произнес я так спокойно, как только мог. По всей вероятности, мне это вполне удалось, потому что Лембит, кажется, был несколько уязвлен. Позже до меня дошли слухи, что Стеллу раздосадовало мое спокойствие, разумеется, наигранное. Более того, мое равнодушие было ей словно нож в спину… Гм, сказал бы я по этому поводу.

Наш развод прошел мирно, по обоюдному согласию. Как уже говорилось, мы обменялись букетиками васильков и даже поцелуями — к досаде Лембита. Когда два человека полностью понимают друг друга, то сперва это приводит к ненависти, а затем, на мой взгляд, ненависть уступает место какому-то довольно теплому чувству. Наверное, мы и впрямь поняли друг друга. Признаюсь, я уже в то время считал, что отношения Стеллы и Лембита не будут длиться вечно; мною владело странное чувство, что именно я являюсь гарантом их продолжительности.

Так и вышло. В скором времени после развода я раз-другой встретил Стеллу с писаным красавцем спортивного склада. Правда, он показался мне несколько глуповатым, но это наверняка от ревности, потому что к нему я ревновал больше, чем к Лембиту. Как я и полагал, моя в своем роде замечательная экс-жена не удовольствовалась воскресными прогулками на яхте по тихим водам, ее пиратская кровь требовала большего. Требовала противовеса. (Между прочим, беременность Стеллы бесследно исчезла, если вообще была.)

В один прекрасный день, во всяком случае для меня, ибо месть сладка и тогда, когда ты сам руки не приложил, — итак, в один прекрасный день меня вновь посетил Лембит Нооркууск. Он был на сильном взводе и нес ахинею: оказывается, я виноват в крушении их брака! Дескать, моральная неустойчивость Стеллы берет начало в моем доме. От меня и моих зовущих к распущенности книг. Он очень сбивчиво говорил о еврейской литературе и тлетворном влиянии Запада. Его нападки были столь задиристы, что я невольно вспомнил прусского Бисмарка, рейхсканцлера германской империи, утверждавшего, будто без войн мир загнивает… Да, маленький Лембит хотел всех мобилизовать на войну, на священную войну во имя чистоты духа, верности идее и против всеобщей деградации. Я, естественно, поинтересовался, в чем, собственно, дело и услышал в ответ: мало того, что Стелла утратила всякий интерес к национальной идее и отдалась альпинистским страстям в горах разных дальних, чуждых стран. Она будто бы зашла так далеко, что изменяет своему законному мужу с каким-то тупоумным тренером по альпинизму. Лембит шипел — точнее слова не подберешь, — дескать, женщин, которые не придерживаются святой супружеской верности, в старой Эстонии казнили. Казнили вкупе с их полюбовниками. Я нашел возможным намекнуть, что в таком случае и у Лембита Нооркууска мало шансов остаться в живых… Он чуть было не бросился на меня, но предпочел заплакать.