Константин Семёнов - Грозненские миражи

За неделю она несколько раз успела передумать и несколько раз передумала вновь. Надо решать. Прошлого не вернуть, это давно ясно. А если тянуть, не будет и будущего, ничего не будет. Выздоровел…. Нет, надо решаться. А что тут такого — подумаешь, схожу в гости. И вообще, сколько можно жить в мираже? Выздоровел…

Ночью ей приснился странный сон. Павлик стоял на сцене, на фоне сверкающих багровым светом снежных вершин. В руках у него почему-то была электронная гитара диковинной, непривычной формы. Павлик подошёл к микрофону, наклонился и тихо прошептал: «Правильно, Аня». Шёпот помчался по залу, отскакивая эхом от стен: «Правиль-но. Пра-ви-льно. А-ня! Аа-няяя!» Из колонок ударила музыка, и Павлик голосом Вали запел странную, никогда не слышанную песню.

Она проснулась. В окно стучал дождь, в такт дождю оглушительно стучало сердце, а в голове ещё прыгали, раздирая мозг, резкие, бьющие наотмашь строки.

… Моя душа была на лезвие ножа.

Как, наверное, и все грозненцы, Аня думала, что знает свой город достаточно хорошо. Пускай не весь, но уж центр — точно. Что может быть такого в центре, чего бы она не знала? Не может такого быть ничего!

Оказалось, может.

Сотни раз бывала она в Аракеловском магазине, тысячи раз проходила мимо и никогда, никогда бы не подумала, что здесь может скрываться что-нибудь неизвестное.

А оно было, и ещё какое. Неизвестное началось уже в старинном, замусоренном и пропахшем запахами магазина дворике и продолжилось в ещё более благоухающем подъезде. Но настоящий сюрприз ждал её на втором этаже. Кто бы мог подумать, что здесь, в самом центре, над самым известным гастрономом города, притаилась такая клоака? Увы, именно это слово пришло ей на ум при виде длинного обшарпанного коридора и одинаковых, таких же обшарпанных дверей.

Коммуналка! Самая настоящая коммуналка — огрызок прошлого, притаившийся в самом центре города. С ума сойти!

— Ну, как? — усмехнулся Валя и крепче взял её под руку. — Трущобы Монмартра? Не пугайся — внутри будет лучше.

«Внутри» — в неожиданно чистой и уютной комнате, и правда, оказалось лучше. Настолько лучше, что она же забыла о мелькнувшем желании закрыть глаза и убежать отсюда куда угодно, лишь бы не видеть этих обветшалых стен, не чувствовать впитавшегося за поколения запаха убожества и безысходности.

В комнате этого ощущения не было. Комната походила, скорее, на номер в провинциальной гостинице, в которой недавно провели ремонт и сменили обстановку. Чистый палас на полу, свежие, ещё пахнущие клеем обои. Явно новый диван, столик, торшер. Чистота и порядок.

— Ну как? — повторил Валя уже совсем другим тоном. — «Люстру» только сменить не успел.

Аня подняла глаза: на свежепобеленном потолке висела грязная, испачканная побелкой лампочка.

— Валя, а зачем тебе это? Это же… это…

— Убожество? — подсказал Валя. — Ань, а жить в двухкомнатной хрущобе вчетвером — это не убожество? Да и не собираюсь я здесь жить — это только начало.

— Не обижайся.

— Вот ещё! — засмеялся Валька. — Посмотришь, во что это превратится годика через два. Ладно, хватит разговоры разговаривать — давай новоселье отмечать!

На столе появились новые тарелки, в тарелках — нарезанные заранее сыр и сервелат, фрукты. Как ниоткуда, возникли сверкающие чистотой бокалы, шампанское, её любимые конфеты.

— А руки помыть?

— Руки? — Валя нагнулся и, словно фокусник, вытащил из пакета бутылку «Илли». [11] «Илли» — марка грозненского конька. — Тогда сначала нужно принять допинг. Потом закроешь глаза, возьмёшь меня за плечо и я тебя туда отведу — как поводырь.

— Настолько плохо? — улыбнулась Аня. — Мне немножко…. Ой!

Пробка с шумом взлетела вверх, треснула по одинокой лампочке и упала на стол.

— С новосельем!

— С новосельем! Нет-нет, до конца, а то руки мыть не пойдёшь! Подожди — у меня же музыка есть.

Валька, не вставая с дивана, наклонился, и комната наполнилась тихими звуками гитары. Перебор обволакивал, властно звал за собой, и, повинуясь этому волшебному зову, душа помчалась ввысь, к небу.

Выше, ещё выше.

— Что это?

Музыкант резко оборвал мелодию; душа, лишившись поддержки, полетела вниз, и, когда до падения оставалось совсем ничего, волшебник вновь коснулся струн.

И опять вверх. Замирая от восторга и чувствуя, как по спине ползёт холодок.