Джоди Пиколт - Чужое сердце

– Насчет перекрестного допроса не переживай, – продолжала Мэгги. – Скажешь судье, что, хотя католики за спасением обращаются лишь к Иисусу Христу, Шэй верит, что ему, дабы спастись, нужно обязательно стать донором. Это чистая правда, и я обещаю, что хляби небесные в этот момент не разверзнутся.

Я резко вскинул голову.

– Я не могу сказать судье, что Шэй обретет Иисуса. Мне кажется, что он и есть Иисус.

Она непонимающе моргнула.

– Что тебе кажется?

Слова полились из меня непрекращающимся потоком. Так я всегда представлял себе бред юродивых – истины сыплют из твоего рта, прежде чем ты успеваешь понять, как они там очутились.

– Все сходится. Возраст, профессия. Смертный приговор. Чудеса. И донорство – он ведь снова отдает себя на откуп, за наши грехи, в буквальном смысле! Он отдает самое ничтожное, тело, чтобы вознестись духом.

– Это гораздо хуже, чем струсить, – пробормотала Мэгги. – Ты рехнулся.

– Мэгги, он цитировал Евангелие, написанное через двести лет после смерти Христа. Большинство людей вообще не знают о таком. А он цитировал его дословно.

– Мне доводилось слышать его речи. И, честно признаться, это был полный бред. Знаешь, чем он занимался вчера, пока я готовила его к суду? Играл в крестики-нолики. Сам с собой.

– Нужно уметь читать между строк.

– Ага. Конечно. А если промотать записи Бритни Спирс задом наперед, услышишь: «Трахни меня, я уже большая девочка». Господи Боже – уж извини за каламбур, – ты же католический священник! Что стряслось с Отцом, Сыном и Святым Духом? Что-то я не помню, чтобы Шэй входил в Троицу.

– А как насчет всех тех людей, разбивших лагерь у тюрьмы? Они, по-твоему, тоже рехнулись?

– Они хотят, чтобы Шэй вылечил их детей от аутизма или прекратил болезнь Альцгеймера у их мужей. Они пришли туда ради себя, – сказала Мэгги. – Единственные люди, которые верят, что Шэй Борн – Мессия, настолько отчаялись, что готовы искать спасение под крышечками пепси.

– Или в пересадке сердца? – перебил ее я. – Ты разработала целую юридическую теорию на основании личных религиозных убеждений. Как же ты можешь категорично заявлять, что я ошибаюсь?

– Потому что тут вопрос не в том, кто прав, а кто ошибается. Тут встает вопрос жизни и смерти, а именно – жизни и смерти Шэя. Я скажу все, что угодно, лишь бы выиграть это дело. Такая у меня работа. И твоя, в идеале, тоже. Не говори мне об откровениях. Не говори о том, кем Шэй может быть или кем он станет в будущем. Главное – кто он сейчас. А сейчас он убийца, которого казнят, если я не вмешаюсь. Мне неважно, кто он – бродяга, королева Елизавета или Иисус Христос, мне важно выиграть дело, чтобы он умер на своих условиях. Следовательно, тебе, черт побери, придется встать у трибуны и дать показания, поклявшись на Библии, которая, как я поняла, уже не очень для тебя важна, ведь ты нашел Иисуса на ярусе I. И если ты все испортишь и начнешь молоть чепуху, я лично позабочусь о том, чтобы твоя жизнь превратилась в ад. – Лицо Мэгги налилось кровью, дыхания не хватало. – Говоришь, древнее Евангелие… Слово в слово?

Я кивнул.

– Как ты об этом узнал?

– От твоего отца.

Мэгги удивленно вскинула брови.

– Ну, уж священника и раввина я давать показания не пущу. Иначе судья решит, что попал в анекдот.

Я внимательно на нее посмотрел.

– Есть идея, – сказал я.

Мы сидели в конференц-зале для переговоров с адвокатами. Шэй взобравшись на стул, сразу принялся беседовать с мухами.

– Налево, – скомандовал он, вытягивая шею к вентиляционной решетке. – Ну давай. Ты можешь.

Я на миг оторвалась от своих записей.

– Это ваши домашние любимцы?

– Нет, – ответил Шэй, слезая со стула. Волосы у него слежались, но только слева, отчего он в лучшем случае походил на рассеянного дурачка, а в худшем – на сумасшедшего. Как бы уговорить его расчесаться перед завтрашним судом?

Мухи летали кругами.

– У меня дома живет кролик, – сказала я.

– На прошлой неделе, пока меня не вернули на ярус, у меня тоже были домашние животные, – сказал Шэй и покачал головой, – Нет, не на прошлой неделе. Вчера. Не помню.

– Это неважно…

– Как его зовут?

– Кого?

– Кролика.

– Оливер, – ответила я и протянула ему содержимое своего кармана. – Возьмите. Это подарок.

Он улыбнулся мне, и взгляд его вдруг заострился, сфокусировался.

– Надеюсь, это ключ.

– Не совсем. – В руке у меня была запеканка из нуги. – Вас ведь здесь не балуют.