Кристофер Ишервуд - Прощай, Берлин

Но появился я у Ландауэров лишь две недели спустя. После обеда, когда фрау Ландауэр вышла из комнаты, Наталья сообщила, что мы идем в кино.

— Нас приглашает моя мать.

Когда мы поднялись, она вдруг схватила два яблока и апельсин из буфета и запихнула их мне в карманы. Очевидно, она решила, что я недоедаю. Я слабо протестовал.

— Если вы скажете еще хоть слово, я рассержусь, — предупредила она. — А вы принесли его? — спросила она, когда мы выходили из дому.

Прекрасно понимая, что она имеет в виду, я переспросил невиннейшим голосом.

— Принес что?

— Вы знаете. То, что обещали.

— Не помню, чтобы я что-нибудь обещал.

— Не помните? — Наталья презрительно засмеялась.

— Тогда мне очень жаль. Ничем не могу помочь.

Когда мы пришли в кино, она, однако, простила меня. В фильме участвовали Пат и Паташон. Наталья строго заметила:

— Думаю, вам не нравятся такие фильмы? Для вас они недостаточно умны?

Я отнекивался, но она была настроена скептически.

— Хорошо, посмотрим.

Во время фильма она все время наблюдала за мной: смеюсь я или нет. Сначала я смеялся излишне громко. Затем, устав, перестал смеяться совсем. К концу фильма ее терпение иссякло. Она начала даже легонько подталкивать меня локтем в тех смешных местах, где следовало смеяться. Как только включили свет, она набросилась на меня.

— Вот видите? Я была права. Вам не понравилось?

— Мне очень понравилось.

— «Очень понравилось». Так я и поверила. А теперь скажите правду.

— Я уже сказал. Мне понравилось.

— Но вы не смеялись. Вы сидели с таким лицом… — Наталья попыталась изобразить меня, — и ни разу не улыбнулись.

— Я никогда не смеюсь, когда мне весело, — сказал я.

— О да, возможно! Это английский обычай никогда не смеяться?

— Англичане никогда не смеются, если видят что-нибудь забавное.

— Думаете, я вам поверила? Тогда вот что я вам скажу: ваши англичане сумасшедшие.

— Ваше замечание не очень оригинально.

— А должны ли мои замечания быть такими уж оригинальными, мой дорогой сэр?

— Когда вы со мной, то да.

— Ненормальный!

Мы немного посидели в кафе возле Зоологического сада и съели по мороженому. Оно было с комками и слегка отдавало картошкой. Вдруг Наталья заговорила о своих родителях.

— Я не понимаю, почему в современных книгах пишут, будто мать и отец непременно должны ссориться с детьми. Для меня ссора с родителями просто невозможна. Невозможна.

Наталья пристально взглянула на меня: поверил или нет? Я кивнул.

— Абсолютно невозможна, — повторила она торжественно. — Ведь я знаю, что родители меня любят. Поэтому они думают не о себе, а о том, что лучше для меня. Вы знаете, моя мать — слабая женщина. Иногда ее мучают ужасные головные боли. И тогда я, конечно, не могу оставить ее одну. Очень часто, когда мне хочется пойти в кино, или в театр, или на концерт, она ничего не говорит, но я смотрю на нее и вижу, что ей нехорошо, и тогда я говорю: нет, мне не хочется, я не пойду. Я ни разу не слышала от нее ни одного слова жалобы. Никогда.

Теперь, отправляясь к Ландауэрам, я тратил две марки пятьдесят пфеннингов на розы для ее матери. И не напрасно. Когда мы с Натальей уходили, у фрау Ландауэр ни разу не было головной боли.

— Мой отец всегда стремится, чтобы у меня было все самое лучшее, — продолжала Наталья. — Он хочет, чтобы я говорила: «Родители у меня богатые, мне не нужно думать о деньгах». — Наталья вздохнула. — Но я другая, я всегда жду плохого. Я знаю, как сейчас обстоят дела в Германии, и мой отец может внезапно потерять все. Ведь так уже было однажды. Перед войной у отца была большая фабрика в Позене. Начинается война, и ему приходится уехать. Завтра то же самое может случиться здесь. Но мой отец — такой человек, ему все едино. Он может начать с одного пфеннинга и работать до тех пор, пока все не вернет.

— Поэтому, — продолжала она, — я хочу бросить школу и заняться изучением чего-нибудь полезного, чтобы уметь зарабатывать себе на хлеб. Я не знаю, сколько еще родители будут при деньгах. Мой отец желает, чтобы я поступила в университет. Но теперь я поговорю с ними и спрошу, не могу ли я поехать в Париж и заняться живописью. Если научусь рисовать, может быть, проживу на это, а еще пойду на кулинарные курсы. Вы знаете, я не умею готовить даже самых элементарных вещей.

— Я тоже.

— Для мужчины это не так уж важно, я считаю. Но девушка должна быть готова ко всему. — Если я захочу, — добавила Наталья серьезно, — я уеду с человеком, которого люблю, и буду жить с ним, даже если мы не сможем пожениться, это не имеет значения. Но тогда я должна уметь все делать, понимаете? Недостаточно просто сказать: «У меня ученая степень». — А он возразит: «А где мой обед?»