Анита Мейсон - Иллюзионист

И он проповедовал ее, потому что иначе следовало признать, что смерть Иешуа была бессмысленной. Что ее можно было предотвратить. Что совершена страшная ошибка.

Чья ошибка?

О Господи, не моя.

«Ты сказал то, о чем никогда нельзя говорить, и за это придется уплатить высокую цену».

Но не такую же?

«Никто из вас не знает, когда следует говорить, а когда молчать».

Разве имеет значение то, что он рассказал другим? Все равно вскоре это было бы на устах у всех.

«О некоторых вещах нельзя говорить».

В конце концов он это понял: как раз вовремя, чтобы спастись.

«Я не знаю его. Я не встречался с ним раньше».

Он спасся, но тем самым утратил себя, и все его поступки с тех пор были шагами впотьмах.

— Послезавтра.

— Что? — Кефа в удивлении поднял голову. Над ним стоял молодой сирийский охранник.

— Послезавтра тебя под конвоем переводят в Кесарию. Я слышал об этом в караульном помещении.

— А-а… — сказал Кефа.

Царь был в Кесарии. Это означало конец.

— Спасибо, — сказал он.

Солдат стоял в нерешительности.

— Может быть, ты чего-нибудь хочешь? — сказал он. — Ведро, например?

— Нет, спасибо, — сказал Кефа. Вонь от ведра в тесном помещении была невыносимой, и он пользовался им как можно реже. — Но я бы выпил воды.

Солдат принес кружку и дал ее Кефе. Пока Кефа пил, неловко звякая цепями, солдат прошептал: «Царь при смерти».

Кефа посмотрел на него, пораженный. Глаза солдата ничего не выражали. Он подождал, пока Кефа допьет, потом вернулся к столу и взял кости.

Сердце Кефы учащенно билось. Напрасно он пытался его успокоить.

Наверняка царь не при смерти. Такие слухи ходили и раньше. И даже если он при смерти, это ничего не меняло. У Кефы достаточно недругов, чтобы он оставался в тюрьме. Иаков Бар-Забдай был убит: их всех убьют. «Когда я уйду, вы будете как овцы среди волков».

Понятно, что овцы среди волков не смогут продержаться долго.

Кефу приводило в смятение, что его тело будет слепо бороться за жизнь, тогда как его душа готова к смерти. Но он решил, что приятие мысли о смерти было также проявлением трусости. Это было естественно.

Он по-прежнему привратник. Он дал слово и не мог взять его обратно. Он, полный пороков, такой слабый, обуреваемый сомнениями, будет стоять в воротах…

У него перехватило дыхание, когда его пронзило холодом, как из могилы.

Привратник стоит в воротах .

Неужели смысл именно в этом? Он должен открывать двери для других, но не для себя? Как Моисей, который умер в нескольких шагах от Земли обетованной?

Если это воля твоя.

Господи, сделай так, чтобы это не было твоей волей. Я не вынесу этого.

«Первый станет последним. Последний станет первым».

Помоги мне.

«Я пришел, чтобы сделать слепых зрячими».

Да, Господи.

«И лишить зрячих зрения».

Я ничего не понимаю.

«Вам придется стать умными. И коварными, как змеи».

Но мы не умны…

«Вы должны быть как дети».

Но, учитель…

«Я дал тебе Ключ».

Кефа закрыл глаза. Его силы истощились.

— Я простой человек, — сказал он. — Не мог бы ты дать его кому-нибудь другому?

Мария.

Лицо, страшно искаженное, было иногда лицом ребенка, а иногда — старухи. Рот выкрикивал оскорбления, потом обвисал и пускал слюни. Глаза были пустыми ямами. Она тряслась и корчилась, периодически обхватывая себя руками, словно плетками, и напевая обрывки какой-то песенки.

— Назови свое имя, — холодно сказал Иешуа.

Она попятилась. Сделав несколько шагов, остановилась и выбросила вперед руку, указывая на него.

— Я тебя знаю, — прошипела она.

— Назови свое имя.

— Я знаю, кто ты, — насмешливо пропела она.

— Придержи свой язык!

Он угрожающе наступал на нее. Она завыла от страха и замолотила руками.

Он тоже поднял вверх руку и, повернув ладонь с вытянутыми пальцами вниз, пошел к ней.

— Ты, посмешище, ничтожество, я заклинаю тебя Богом, который велит тебе сказать твое имя.

— Не-е-е-т! — Казалось, крик вырвался из нее, и она схватила себя за горло, чтобы заглушить его.

— Твое имя.

Она завыла и упала в бессилии на землю, цепляясь за его ноги. Он не двигался.

Она лежала неподвижно, а потом зарыдала.

— Я буду хорошей, — всхлипывала она. Это был голос испуганного ребенка. — Я буду хорошей. Не бей меня. Забери меня отсюда.

— Встань, — приказал Иешуа.

Плач прекратился. С потрясающей быстротой она встала на корточки и отползла назад, что-то напевая. Потом ее тело напряглось, а голова стала подергиваться из стороны в сторону, как будто она к чему-то прислушивалась. Казалось, она нашла, откуда идет звук, и стала слушать. На лице появилось лукавое выражение, словно она знала что-то неведомое прочим. Она медленно подняла руку снова и показала на него.