Анита Мейсон - Иллюзионист

— Понятно, — сказал Кефа.

— Во всяком случае, — продолжал с удовлетворением Иаков, — встреча оказалась очень удачной. Я думаю, нам не стоит беспокоиться о Савле. Его идеи настолько дикие и он выражает их настолько грубо, что они вряд ли будут иметь вес. Мы будем держать его на коротком поводке, и он не причинит нам вреда.

— Ты полагаешь? — сказал Кефа.

— Конечно. Он будет сотрясать воздух впустую. Вот увидишь, через пару лет никто и не вспомнит Савла и его злых ангелов.

— А если миссия… — сказал Кефа.

— Разве это важно? Твое видение, как я его понимаю, не было приказом. Скорее разрешением, скажем так. В свете этого разрешения ты… сделал то, что сделал в Кесарии.

Кефа крякнул.

— Я собираюсь вернуться, — сказал он.

Иаков нахмурился:

— А надо ли?

— Да. Я понял, в чем моя миссия.

— Савл отберет у тебя хлеб.

— Я не собираюсь соревноваться с Савлом. Иаков вздохнул:

— Ну если ты действительно полагаешь, что твой долг носиться за чужеземцами… — Он встал. — Я иду в Храм. Может, пойдешь со мной?

Они вышли на прохладную вечернюю улицу, круто идущую под горку. В створе домов Кефа увидел новый ряд крестов на горизонте.

— Не знаю почему, — сказал Иаков, — но я никогда не видел ангела. Думаю, не было необходимости посылать его мне. Скажи мне, Кефа, как они выглядят.

— Что? — переспросил Кефа.

— Ангелы. Ангел, который освободил тебя из тюрьмы, как он выглядел?

На мгновение Кефу ослепил луч заходящего солнца, проникший между домами. Кефа нахмурился и ничего не сказал.

— Ты не очень любишь говорить об этом, да? — заметил Иаков. — Знаешь, не следует так к этому относиться. Слишком много скромности — это неправильно, Кефа.

— Возможно. — Какое-то время они шли молча. Вдруг Кефа вскинул голову: — Что «Савл» значит по-гречески? — спросил он.

— Ты же знаешь, я не говорю по-гречески, — сказал Иаков.

Они свернули во двор Храма.

По мнению очевидцев, тот факт, что следующим человеком, назначенным на пост прокуратора Иудеи, был освобожденный раб, свидетельствовал об упадке императорского двора.

Своим возвышением Феликс был обязан расположению к нему императора и рекомендации иудейского первосвященника, который оказался в Риме в момент отставки Кумана. Феликс был беспринципен, амбициозен и изобретателен. Все три его брака связывали его с семьями благородного происхождения, хотя ходили слухи, что для заключения третьего брака понадобились услуги чародея. Прибыв в провинцию, он энергично бросился решать проблему разбойников-зелотов, наводнявших горную местность. Начал он с того, что пригласил на встречу их предводителя, предоставив ему гарантии безопасности, и отправил его в Рим в кандалах.

Решительность Феликса поначалу приносила плоды. Его жесткие меры против бандитов увенчались успехом. Тысячи разбойников-националистов, а также их сторонников в сельской местности были схвачены и убиты. Горные дороги на какое-то время опять стали безопасными для приверженцев центральной власти.

Чего нельзя было сказать о городе. Под самым носом у оккупационных войск новое поколение борцов сопротивления принесло в религиозную столицу новую угрозу: политические покушения. Сикарии, то есть «люди с кинжалами», обычно действовали во время праздников. Они смешивались с толпой, пряча под одеждой небольшие кривые ножи, их традиционное оружие, зарезали свою жертву и снова исчезали в толпе. Одной из их первых жертв стал первосвященник, рекомендовавший Феликса на его пост. Похоже, он был убит по приказу Феликса. Убийцы ненавидели священника за его умеренные взгляды; Феликс ненавидел его, поскольку тот осмелился критиковать то, как правитель исполнял свои обязанности. Было заключено соглашение. Неудивительно, что после этого Феликс не мог избавить Иерусалим от наемных убийц.

С провидцами ему повезло больше. Проповеди богодухновенных прорицателей становились все популярнее. Собирая толпы доверчивых людей и взвинчивая их до религиозного исступления, провидцы уводили их в дикие удаленные районы, суля показать сверхъестественные знаки близящегося конца угнетения. Знаком, который они чаще всего видели, была пыль от копыт приближающейся кавалерии Феликса. Самым изобретательным среди этих провидцев оказался египтянин, который привел огромную толпу на Оливковую гору над Иерусалимом, пообещав, что по его слову городские стены рухнут, а гарнизон сдастся. Большинство легковерных были убиты на месте, египтянин бежал.