Е. Бирман: Застолье теней

Иногда для Пирующих устраиваются экскурсии к другим столам. Это устроено как в земном кино, а не как в земных зоопарках, где звери только делают вид, будто не замечают посетителей. Посещаемые здесь действительно никак не реагируют на незримых для них гостей, даже если последние отпускают по их адресу едкие замечания.

Особой популярностью у экскурсантов пользуется стол с Гитлером. Земные знаменитости — знаменитости и в Застолье. Особенно если связанные с ними ассоциации возвращают Пирующим острое воспоминание детского земного страха и любопытства, когда, к примеру, зажав руки между коленками и даже придвинув ладони повыше к паху, они наблюдали за тем, как взрослые колют во дворе опрокинутую на спину свинью (мы все — свиньи, заколотые Распорядителем Столов, пошутил Бруталюк).

Гитлер посажен за стол с евреями. Совершенное Гитлером потеряло для них прежнюю остроту — в конечном итоге они все здесь, где рано или поздно окажутся все живущие. Несколькими годами раньше, несколькими годами позже, какая, в конце концов, разница в сравнении с вечностью? Даже наоборот, кому-то из них сохранена таким образом вечная молодость. Вопрос о возрасте умерших особенно мучителен для живущих, ведь, с одной стороны, им хочется прожить как можно дольше, а с другой стороны, они не могут не понимать, что на так называемом «том свете» вряд ли кто-то станет бросать кости, чтобы определить, к какому возрасту их вернуть. Особенно повезло погибшим целыми семьями. Они так и сидят за одним столом, сохраняя привычную субординацию возрастов и семейных ролей. Это жертвы цунами, раздавленные в землетрясениях, погибшие в этнических чистках. Наоборот, умершие в разное время супруги оказываются чрезвычайно разочарованными Застольем. Мужчина, умерший в расцвете лет, может увидеть во время экскурсии свою жену, усохшую старушку. Метания души, разочарование, жалость привычно отмечает в этом случае Распорядитель Столов на его лице. Именно по этой причине он не занимается воссоединением семей в Застолье. Кому повезло, тому повезло. Он рассаживает умерших по дате кончины, что создает между ними некую новую общность. «Со смертью он только добавил проблем» — это было сказано в Застолье не вчера. Неожиданностью развал семей оказывается только для вновь умерших. Старомертвые об этом ничего не говорят, а лишь пожимают плечами: «Только это?» Распорядитель Столов, замечая эти ужимки, хмурится, делая попытку возразить, но в итоге только машет рукой и удаляется к себе.

Гитлер все время плачет, потому что евреи смеются над его любовью к вареным яйцам. «Ну ведь правда, — говорят они, — можно еще раз умереть, теперь уже со смеху, глядя, как шевелятся его усы, когда он запихивает яйцо в рот».

И правда, пока Гитлер старается изо всех сил произвести как можно меньше шума, разбивая скорлупу яйца, все сдерживаются. Тем более сильный взрыв хохота поднимается над столом, когда он незаметно, глядя в сторону, осторожно кладет яйцо в рот. Усы его снова топорщатся, а из глаз по щекам вскоре начинают течь слезы, отчего евреи за столом икают, давятся пищей, сбрасывают ее изо рта в салфетку, а другой салфеткой отирают собственные слезы.

К Гитлеру тянутся стаканы с красным томатным соком, рваные куски красных мандаринов и розоватых грейпфрутов, бокалы с красным вином, алый гранатовый сок.

— Запей, Адольф!

— Вот, возьмите, господин Гитлер!

— Протолкни, Дольфеле!

Гитлер смущенно благодарит евреев. Он не умеет быть невежливым при таком близком общении.

Довольно быстро Блинда установила, что именно раздражает ее в Бруталюке, — его пиджак. При львиной голове и мощном торсе на Бруталюке пиджак из темно-серой тонкой, не костюмной ткани. Хуже того, у пиджака — совершенно неуместный третий карманный клапан: помимо клапанов больших боковых карманов еще один «красуется» на маленьком левом нагрудном кармашке, уж лучше бы из него торчал угол носового платка или цветок, оставшийся там на память о гульбе на деревенской свадьбе. Такой оскорбительный пиджак, пожалуй, могла купить неверному мужу туповатая, вечно разъяренная супруга. Пиджак Бруталюка рождает в голове Блинды грустные мысли. Мы здесь, думает она, обречены вечно восседать в одной и той же одежде, а там не знают, что делать с оставшимися от нас вещами. Какое-то время они висят на своих местах. Не успевшие попасть в очередную недельную стирку мужские рубашки хранят крупные продольные складки от ремня. Если речь идет о женщине, то их блузки на тех же местах мелко скомканы узким поясом юбки, в платьях на вешалках ощущается вокзальное настроение, преимущественно усталость. Но вот продана квартира, в которой новый владелец обнаруживает «забытый» багаж. Он звонит несколько раз наследникам умершего, выслушивает несколько неопределенных обещаний забрать чемоданы, наконец, понимает, в чем дело, что у этого багажа нет адреса назначения, и, чертыхаясь, выносит его вечером накануне оговоренного муниципальной службой дня недели вместе с перевезенным по ошибке собственным старым стулом с засаленным сиденьем на улицу. Утром следующего дня, обнаружив, что тротуар уже очищен, он отмечает удовлетворительную работу муниципалитета. Если бы ангелы не были так ленивы, самое время было бы ночью незаметно подхватить эти чемоданы за ручки и переправить сюда. Никто бы ничего не заметил и не заподозрил.