Анне Рагде - Тополь берлинский

Звонили из больницы. Матери стало хуже, ей давали кислород. «Жидкость в легких», — сказал женский голос, это все из-за сердца. Скорее всего, началось воспаление легких, у нее поднялась температура.

Он кивнул, откашлялся:

— Да, да.

Ему надо приехать. Он сын?

— Да.

И мужу тоже стоит приехать.

— Он болен, грипп.

Тогда другим родственникам, сказала она.

— Да, — ответил он и положил трубку. Шипело, что-то шипело в ушах. Кофе. Он убежал. Тур поспешил снять кофейник с плиты. Взял тряпку и слегка протер вокруг конфорки, но не стал поднимать крышку и протирать тщательно. Не теперь, в другой раз. Как связаны сердце и легкие? Откуда в них вода? Он взглянул на закрытую дверь, за которой остался отец. Нет. Об этом даже речи нет. Но надо… надо позвонить Турюнн. И Эрленду? Турюнн ему сообщит. И еще надо позвонить Маргидо, или ему уже позвонили из больницы? Лучше на всякий случай перезвонить.

Она долго не подходила к телефону. Голос был сиплый почти до неузнаваемости, он испугался.

— Ты заболела? Лежишь?

Она закашляла. Сказала «да» и «нет», она не больна, но лежит, потому что еще спит, вот и все. Кашлянула еще раз и сказала, что новость про Сири и двух поросят ужасная.

— Дело обычное. Свиньи часто засыпают поросят. В «Норвежской свинине» даже проводят специальное исследование на эту тему. Разводят свиней, которые так не делают.

Она снова закашляла, сказала, что это очень интересно.

— Матери стало хуже. Твоей бабушке.

Она спросила, что случилось.

— Что-то с водой в легких. И кислородом. Сердце. Наверняка ерунда, но они позвонили. Я еду прямо сейчас. Да, пожалуй. Ты можешь… Ты виделась с Эрлендом вчера?

— Виделась. Очень было приятно, — сказала она, — он очень приятный парень.

— Ему скоро сорок, — ответил он.

Она не это имела в виду. Эрленду она передаст, они, скорее всего, придут в больницу вместе.

Он позвонил Маргидо.

— Они утверждают, что ей стало хуже. Вода в легких. Дают кислород.

— Значит, недолго осталось, — сказал Маргидо.

— Хочу лично в этом убедиться, — ответил Тур. — Тут у меня кофейник стоит на плите, глотну кофе и поеду. До встречи в больнице.

Нет, в больнице они не встретятся, потому что Маргидо едет на похороны, а две его сотрудницы тоже отправляются на двое похорон, всего у них три покойника, по пятницам хоронят чаще всего. Он никак не может пропустить мероприятие, сейчас одиннадцать, он доберется до больницы не раньше двух. В любом случае, он приедет, как только освободится. Повторил, что ей недолго осталось.

Маргидо всегда говорил о неприятном прямо, никак иначе, хорошо, что Тур догадался упомянуть по кофе, чтобы сократить разговор, и не рассердился на брата. За семь лет Маргидо ничего хорошего для матери не сделал, даже не приезжал в гости и не посылал цветов, или открыток, или что там еще положено, когда живешь отдельно. Эрленд тоже, конечно, но Эрленд — это особая статья. В последний раз, когда Маргидо был здесь, они с матерью чудовищно поругались, Тур-то сам в это время был в хлеву. У коров. Он соскучился по ним, вдруг ужасно по ним заскучал. Он уже был готов на все: даже мыть им вымя и чувствовать сладкий запах парного молока, смотреть, как они машут хвостами. Скучал по их мычанию и прочим звукам, надежным звукам, которые они издавали все время, с утра до вечера. Свиньи никогда полностью не заменят ему коров, никогда в жизни не бывало такого, чтобы корова заспала теленка. Он налил кофе в чашку и съел хлеб с теплым вареньем.

Лицо ее пылало, очевидно, от температуры. Как бы он хотел увидеть ее глаза, посмотреть в них. Эти сомкнутые веки сводили его с ума, но сейчас большая часть искаженного лица была закрыта кислородной маской. Аппарат, к которой она подключалась, посвистывал.

В палате были две медсестры, но они вышли, как только он сел на стул. Одна, уходя, похлопала его по плечу и коротко улыбнулась.

Он взял материну руку. Хорошо знакомую, натруженную руку. Как много поработала на своем веку эта рука, бывала повсюду: в ведрах для мытья полов, в кастрюлях с едой, держала спицу, собирала ягоды за амбаром. Он приложился щекой к руке и почувствовал холод.

Кожа пахла немного резко, как бывает под ремешком от часов.

Он поднял голову на звук открывающейся двери. Оба казались бледными, потускневшими, чуть ли не болезненными.

— Мы пришли как можно скорее, — сказал Эрленд и опустился на стул.

— Что говорят врачи? — спросила Турюнн.

— Я еще с ними не разговаривал. Она просто лежит здесь вот так. Очевидно, что-то происходит. Вирус. Сейчас их много.