Кристофер Ишервуд - Труды и дни мистера Норриса

Повернувшись к выходу, я едва не натолкнулся на человека, который стоял прямо у меня за спиной. Это был сыщик.

— Прошу прощения, Herr Kommissar, — пробормотал я.

Он даже не улыбнулся.

В начале марта, сразу после выборов, [53] Выборы 5 марта 1933 г. — первые при новом рейхсканцлере — Гитлере, в правительстве у которого кроме него самого было только два члена НСДАП — Фрик и Геринг. Нацисты получили на выборах около 44 % голосов. как-то вдруг установилась теплая и влажная погода. «Гитлер нагадал», — сказала жена консьержа. А сын ее пошутил — мы, мол, должны быть благодарны Ван дер Люббе: [54] Мариниус Ван дер Люббе, голландец по национальности, был задержан «на месте преступления» у подожженного штурмовиками Рейхстага. Нацисты объявили его коммунистом, агентом Коминтерна. На этом обвинении строился затем Лейпцигский процесс, где на основании показаний Ван дер Люббе судили его самого, председателя коммунистической фракции рейхстага Торглера и болгарских коммунистов Димитрова, Попова и Танева. Рейхстаг горел так жарко, что снег растаял. «Такой милый мальчик, — со вздохом заметила фройляйн Шрёдер. — И как он только может заниматься такими жуткими вещами?» Жена консьержа фыркнула.

Наша улица выглядела празднично — если выйти на нее и окинуть взглядом неподвижно свисающие из окон черно-бело-красные флаги на фоне голубого весеннего неба. На Ноллендорфплац подле кафе на улице сидели люди в пальто и читали о coup d'Etat [55] Государственный переворот ( фр ). Практически сразу после мартовских выборов гитлеровский гауляйтер в Баварии фон Эпп (Бавария — крупнейшая из германских земель, имевших свой ландтаг и свое правительство) арестовал баварского премьер-министра Хельда, распустил правительство и «унифицировал» Баварию с остальной Германией. в Баварии. Из репродуктора на углу вещал Геринг. Германия пробудилась, [56] Здесь обыгран лозунг, которым заканчивался манифест, выпущенный при учреждении в 1890 г. «Пангерманского союза»: «Германия, пробудись!» и взятый затем на вооружение национал-социалистами. сказал он. Магазин мороженщика был открыт. Наци, одетые в форму, ходили туда-сюда с напряженным, серьезным выражением на лицах, как будто выполняли какие-то ответственные поручения. Читатели газет у кафе поворачивали головы им вслед, улыбались, и вид у них был вполне довольный.

Они понимающе улыбались этим юнцам в больших пижонских башмаках, вознамерившимся нарушить Версальский договор. Им нравилось, что скоро будет лето, что Гитлер пообещал защищать интересы мелких торговцев, что их газеты предсказывают им пришествие добрых времен. В них как-то вдруг проснулась гордость оттого, что они блондины. И их, как школьников, охватывало потаенное, чувственное возбуждение, потому что евреев, их конкурентов по бизнесу, и марксистов, не совсем понятную категорию людей, которых не так много и чьи дела в общем-то порядочных людей не касаются, признали наконец виновными и в поражении, и в инфляции, и вот теперь-то они за все ответят.

Город полнился слухами. Поговаривали о незаконных ночных арестах, о том, что в казармах СА пытают людей, заставляют плевать на портрет Ленина, глотать касторку, есть старые носки. Но людские шепотки тонули в громогласных заявлениях правительства, которое на тысячу ладов опровергало все и вся. Однако даже Геринг не мог заткнуть рта Хелен Пратт. Она решила учинить собственное расследование по поводу нацистских зверств. День и ночь напролет она рыскала по городу, выискивая жертв или их родственников, устраивала им перекрестные допросы, выпытывала у них детали. Все эти люди были, конечно же, весьма не расположены к разговорам и до смерти напуганы. Им вовсе не хотелось идти по второму кругу. Но Хелен была ничуть не менее безжалостна, чем их прежние мучители. Она совала им деньги, она им льстила, она их донимала. Время от времени, потеряв терпение, она принималась им угрожать. Ее ничуть не интересовало, что с ними будет дальше. Ее интересовали факты.

Именно Хелен первая сказала мне, что Байер мертв. Сведения у нее из абсолютно надежного источника. Один человек из обслуги в ее конторе — его уже выпустили — видел его тело в казармах Шпандау. «Знаешь, что особенно занятно, — добавила она, — у него было начисто оторвано левое ухо… Бог его знает, почему. Знаешь, иногда мне кажется, что кое-кто из этой шайки — ну просто психи. Господи, Билл, да что с тобой такое? На тебе лица нет».