Е. Бирман - Протоколы с претензией

А вон тот, что остановился на обочине (голова и плечи его со спины видны над облупленным кузовом старого “Форда”; ему, видимо, “приспичило”), – он скажет? Нет, он лишен вкуса, борется с заевшей молнией и на украшения холмов не обращает внимания.

Летом трава выгорает и желтеет, камни на это время лучше бы убрать, но этого никто не делает, и они понуро лежат на солнце, а вечером жалуются холмам, обещая уйти от них в соседний лес, где кроме тени от сосен их ждут, утверждают они, приятные покалывания опавшей хвои.

В придачу (или в подарок?) к дому Я. и Баронесса получают тревоги и восторги первопоселенцев. Холм, ближневосточный баланс жизни которого исчерпывается, кажется, цикадами и едящими их ящерицами, переживает нашествие: вот бульдозеры, вот строители, вот трубы (поменьше – для воды, побольше – для того, во что ее превратят люди).

В выходные дни будущие поселенцы приезжают на местность. Сидя, как бедуины, на корточках, они озирают с соседнего холма произошедшие за время их отсутствия перемены. В субботнем бездействии томится пара бульдозеров, труб нет, их в спешке зарыли в землю, иначе они уползут за выходные в соседние деревни, куда ушли и рабочие. Нет и цикад с ящерицами. Нечего им делать на развороченной земле, они перенесли свое соревнование на резервную спортивную площадку – соседний холм, на котором теперь много пыли, но, по крайней мере, нет ни бульдозеров, ни труб, ни рабочих, ни видавшего виды строительного подрядчика, который, по-видимому, всю эту суматоху устроил. Их новое (какое там новое!) спортивное поле меньше по площади, а значит, игра пойдет живее. Точнее – живее для ящериц и мертвее для цикад. Сделаем пару фотографий для будущей саги: одна – строительный холм в компании других холмов и запыленной рощи, другая – первопоселенцы на их фоне.

Пройдут еще четыре года проволочек, опасений полного развала, денежных неразберих и опостылевших съемных квартир, прежде чем они проведут свою первую ночь на полу нового дома.

Этому дому был задан только контур. Все остальное они придумали сами. Баронесса объявила Я. принципы построения кухни, она использовала знания, добытые ею в первоначальный период их обустройства в стране в чужих домах с помощью жестких скотчей, металлизированных мочалок, хлопчатобумажных тканей и разнообразных моющих средств производства местной фирмы “Сано”. Я., испортив несколько листов писчей бумаги, представил Баронессе проект их новой кухни и в одной из ее ниш дорисовал маленькую вазочку с маленькими цветами. Когда настоящую зеленую стеклянную вазочку с искусственными цветками они ставили на предназначенное для нее карандашным рисунком место в готовой кухне, сверкавшей новизной мрамора, стеклом и металлом электроприборов, их веселью не было предела: все делается именно так, как они задумали. Они всесильны. Это они выбрали венецианские шторы для окна и поставили в кухню итальянский столик с выдвижными крыльями. Это они привезли в салоне машины стулья с металлическими спинками, цвет которых подходил под общий оливковый тон кухни. Один не поместившийся стул пришлось везти на крыше. И плиты пола, на который они поставили столик в кухне, тоже нашли они, объездив пыльные склады старых промышленных зон Еврейского Государства, на которых не высятся стеклянные башни.

Не собирается ли она на ночь свернуться калачиком в кухонной раковине, спрашивает Я. жену. Этой первой ночью в своем новом доме они будут почти одни на холме, где домики без единого зеленого пятнышка стоят среди разворошенной и еще не везде разровненной земли, еще замусоренной неубранными остатками строительной деятельности. Пыльными прыщами на обширной лысине холма стоят невзрачные домики днем под летним солнцем.

Даже электричества еще нет, но ночью, если сесть на порог, светит луна, блестят звезды, звенит тишина.

В пустом доме они раскладывают походные матрасы. Нет еще ни портьеры, ни картины над изголовьем. Решительно некому наблюдать за ними. Любовь и недвижимость правят миром.

Когда они сажают первые кусты, разбивая сад у дома, он впервые называет ее Баронессой.

Лагерь Вечного Мира выполняет свои обещания. Он не отступает от принципов свободного рынка в экономике. По телевизору об экономике вообще не спорят. А когда речь заходит о неимущих, ритуальной яростью борьбы за их права и процветание кипят все, кому посчастливилось прокричать о своей страсти к социальной справедливости с телевизионного экрана.