Е. Бирман - Протоколы с претензией

Жители поселения на территориях, где Я. и Баронесса проводят эту субботу, – принадлежат к национально-религиозному лагерю. Я. решает не упустить возможность задать интересующий его вопрос – на что рассчитывают поселенцы, строя на территориях, заселенных другим народом.

– Это наша земля, – отвечает непреклонная женщина.

– Но ведь в этой ее части – большинство – Соседи? Что с ними?

– Пусть убираются, – ее непреклонность явно не признает ничего невозможного.

Такого ответа он больше никогда не услышит от Патриотов. Их обычный ответ: “Пусть живут, но земля – наша”. Полагают ли они, что все уладится само собой, или с божественной помощью, или что иногда нужно твердо, не задумываясь, стоять на своем, и тогда появятся неожиданные варианты решения проблемы, этого Я. так до конца и не понял.

В дом заглядывает соседка хозяев. Она проявляет снисходительный интерес к вновь прибывшим репатриантам.

– Если вы ничего не знали об иудейской религии, откуда вы вообще знали, что вы евреи, из записи в паспорте? – спрашивает она.

Такая постановка вопроса поражает и обескураживает Я. Как он объяснит ей на корявом иврите свою жизнь? Впрочем, нерелигиозное большинство Еврейского Государства самоидентифицируется не на религиозной, а на этнической и культурно-исторической основе.

И еще одно приглашение на субботу они принимают от своих знакомых, обратившихся к религии еще во времена Советской Империи, желая понять, что привело их к этому там и как удерживает здесь. Осторожно задают они обычные вопросы атеистов и агностиков, от которых настораживаются и замолкают старшие дети за субботним столом. Из запомнившихся Я. ответов один повторялся: “Этого я еще не знаю”. Хуже всего с книгой Иова. Если у вас нет ответов на вопросы Иова, чего стоят все остальные ваши знания? – спрашивает Я., и в последующие годы этот вопрос стоит между Я. и любой религией. В отношении же основ и причин религиозности своих знакомых ни к каким однозначным выводам он не приходит. Там, в Российской Империи, первоначальный толчок – гордыня, стремление к индивидуальной неповторимости, здесь – упрямство, предполагает Я., но без особой уверенности в правильности своих суждений. С приглашением в синагогу освоившийся Я. разделывается с легкостью, удивившей его самого.

– Спасибо, – говорит он вежливо, но решительно – в синагоге я уже был.

Возвращаясь от ашкеназской синагоги, они проходят по улице Трумпельдора. Одна сторона этой улицы выше другой. Ряд домов, словно всплывших из зелени на высокой стороне, смотрит на дома напротив, в зелени тонущие. А из этого домика на низкой стороне старожилы улицы привезли им два веселеньких шкафчика, один светло-зеленый, а другой – светло-бежевый. Я. с женой сами грузили их в фургон и сами, собрав, поставили рядышком вдоль одной стены. Гости окидывали их с деловитой завистью, еще бы – комната теперь выглядит гораздо оптимистичнее, в ней целых два разноцветных шкафчика, в которых можно разложить свободно содержимое чемоданов, пересекших вместе со своими хозяевами границу двух эпох в их жизни.

Эти дома на улице Трумпельдора очаровывают их, но окончательно соблазняет “дворянское гнездо” их новых знакомых. К дверям их дома они проходят от калитки по каменной дорожке осторожно, чтобы не оступиться и не попасть ногой в прибой вьюнков, накатывающий на дорожку мелкими волнами. Они начинают думать, как бы и им построить дом на земле. Весть о льготном строительстве на голом холме у старой границы приходит как раз вовремя. И они решаются.

Слово “машканта”, то есть ипотечная ссуда для покупки жилья, вошло в лексикон новых репатриантов и осело в нем, будто упитанная родственница в мягком кресле. Это и горячая тема новых местных русскоязычных газет, корнями выросших из русской перестройки и от нее унаследовавших ажиотаж и вечно перегретое состояние, теперь еще с примесью еврейской истеричности. Газета “Грустно” наполнена страстными статьями авторов женского пола, предвещающих конец света по каждому поводу. Еврейскими пифиями в состоянии перманентной послеродовой горячки называет их Я. к удовольствию Баронессы, которой хочется устойчивости в этой новой жизни. Она рада оптимизму мужа.

В багаже новых репатриантов, привезенном из прежней жизни, – абсолютное доверие к прессе. Они знали до этого два вида прессы – коммунистическую, которая совершенно надежна, если трактовать все в ней изложенное наоборот, и новую – антикоммунистическую, в которой каждое слово – откровение. Они привыкли верить печатному слову.