Энн Ветемаа - Сребропряхи

Неприятный холодок пробежал по спине Карла-Ээро. Он хотел сказать что-нибудь язвительное, но вдруг стушевался под наивным и вместе с тем нахальным взглядом этого человека.

— Пойду взгляну, что там жена делает.

— Очень толковая мысль! — высказал ему вслед одобрение Яан Сокуметс.

Декораторы закончили приготовление к празднеству в саду. Зажглись китайские фонарики. Мати принес движок и маленькие ракеты; сегодня и у него было дел по горло. Вращающееся огненное колесо, бенгальский огонь — не каждый день дают такие задания.

Декорации плохи, нашел Карл-Ээро Райа. Нет в них той легкости и элегантности, которые делают комедию комедией. Вот галлы, те умеют, у них это в крови, продолжал раздумывать знаток французского кино. А здесь ни одного светлого пятна, нет веселых тонов, не говоря уж о некоторой игривости, о живописных каламбурах, что соответствовало бы жанру. Сплошная серость, бестолковщина и убожество. Бурая бычья башка уставилась на него с герба с бесцеремонностью и без всякого почтения. Бычьи головы, картофелины и прочие сокуметсы…

Карл-Ээро подошел к супруге, которая продолжала пребывать в летаргии. Лицо она все-таки намазала каким-то кремом, оно сияло, словно лик Моисея, поднявшего скрижали на гору.

— Неужели надо было прямо здесь, у всех на виду, — вполголоса пожурил Карл-Ээро. — Майму, я ведь тебе говорю! (Супруга даже не пошевелилась.) Вот розовая корова, — пробормотал Карл-Ээро, на сей раз в четверть голоса — он был миролюбив. Взяв из машины книгу о laterna magica, он сел с краешку на одеяло. На это жена реагировала так: перевернулась на другой бок и сладко почмокала губами. Ее рука неторопливо почесывала ляжку, укушенную слепнем.

Карл-Ээро попытался углубиться в чтение, но солнце разморило и его. Да и слепни донимали. Он смахнул одного, но тот тут же опустился на ногу Майму и ретиво приступил к бурению. Карл-Ээро не стал его сгонять, наоборот, с интересом наблюдал, как хоботок выискивал местечко повкуснее. Однако Майму все же не совсем покинула здешний мир: ее рука шевельнулась, медленно двинулась и с неожиданным проворством прихлопнула ненасытного кровопийцу.

Карл-Ээро оглядел свою жену. Красивая все-таки женщина, ничего не скажешь. Они познакомились, когда Карл-Ээро только пришел на свою первую работу, на телевидение. Был он тогда молод и зелен, как сейчас Рейн Пийдерпуу. Эта немного сонная блондинка (в то время он сказал бы «инопланетянка») сразу же произвела на Карла-Ээро впечатление женщины свободной и самостоятельной. Ей была чужда присущая большинству телевизионных синечулочных дам страсть к интригам и сплетням, эта причудливая смесь богемного наплевательства на весь свет, прямо-таки сектантской нетерпимости, неограниченной свободы и неожиданного пиетета, если речь шла о работе. Майму никогда не вступала в споры на отвлеченные темы, она слушала и улыбалась, словно перед ней ребенок. Ее молчание производило впечатление своеобразной благоразумной рассудительности. «Кошка, которая ходит сама по себе», — подумал тогда Карл-Ээро. И еще: «В тихом омуте черти водятся». Он не сомневался, что под защитным слоем молчания таятся мощные подводные вулканы — вот по лицу Майму пробежала какая-то тень, проглянуло что-то предостерегающее, но тут же скрылось, спряталось. Да, в этой женщине есть глубина, может быть, даже бездна. Как это сказал Хемингуэй о подводной части айсберга?

Их взаимоотношения развивались быстро и естественно. Майму отнеслась к проявляемому Карлом-Ээром интересу как к чему-то само собой разумеющемуся, она не загордилась, но и не скрывала от коллег расположения этого человека, рожденного быть начальником. Вскоре они поженились. Долго ждал Карл-Ээро, когда же наконец из тихих вод выглянет мистически-мифическое лохнесское чудище. Потрясающее, своеобычное. Но ничего подобного не случилось. Загадки-то не было. Ларчик просто открывался.

Вскоре Майму ушла с работы. Ее пристрастие к сну и к хорошей еде возросло, однако фигуру она берегла, вернее, ее фигура сама себя берегла. Ни сон, ни сладости не представляли опасности для Майму Райа. Она могла себе позволить все. А детей она не хотела. Да, вот, значит, она и лежит тут с ольховым листиком на носу.

Однако Майму была неплохой женой. Она не нуждалась в обществе, она не терзала своего мужа. Она была абсолютно верна ему. Наверное, от лени. Она никогда не компрометировала себя некомпетентными суждениями. С ней, с этой иногда действующей на нервы, но иной раз и любимой розовой коровой, право же, можно было жить.